Глава 1

СЕМИОТИЧЕСКИЕ ИСТОКИ ПРАГМАТИКИ

1.1. Вступительные замечания

Прагматика как область теоретических исследований и решения прикладных задач прошла в своём формировании и развитии сложный путь, опираясь на достижения многих областей знания (философия, логика, языкознание, математика, семиотика, антропология, мифология, религиеведение, этнография, искусствоведение, поэтика, риторика, нейробиология, психология, социология, информатика, когнитивистика, теория искусственного интеллекта, теория коммуникации, медицина, генетика и т.д.).

Своими корнями она уходит в семиотику в том её варианте, который был создан американским учёным Чарлзом Сандерсом Пирсом (Charles Sanders Peirce, 1839—1914) и развит Чарлзом Уильямом Моррисом (Charles William Morris, 1901—1979). Заложенная Ч. Пирсом ещё в 60-х гг. 18 в. и начавшая своё шествие по миру после опубликования в 1930-х гг. многих его работ, семиотика мыслилась как метанаука, на основе которой должно было происходить объединение всех областей знания.

По своим претензиям на универсальную значимость к ней близка, но отличается от неё преимущественной ориентацией на естественный человеческий язык как наиболее развитую знаковую систему семиология. Её основы в общих чертах наметил швейцарский учёный Фердинанд де Соссюр (Ferdinand de Saussure, 1857—1913). Она стала общим достоянием после посмертной публикации в 1916 г. его «Курса общей лингвистики».

Особняком стоит сематология Карла Бюлера (Karl Bühler, 1879—1963), основные принципы которой были изложены в книге «Теория языка: Репрезентативная функция языка» (1934) в виде набора аксиом, образующих модель языка как “органона” (греч. ¢rganon ‘орудие, инструмент, машина’).

Прошлый век был поистине веком семиотики. В философии и многих науках он ознаменовался признанием того, что мы живём в мире знаков, что человеческая деятельность в познании и объяснении мира, создании мифов и религий, развитии культуры, в искусстве, ритуалах и обрядах, в политической практике, в отношениях между людьми как членами социума и этноса в значительной мере является знаковой (символической) по своим средствам и результатам. На семиотическом базисе сформировался структурализм как в языкознании, так и во многих смежных областях.

Классиками семиотики сегодня принято называть Ч.С. Пирса, Ч.У. Морриса, Ф. де Соссюра, Луи Ельмслева (Louis Hjelmslev, 1899—1965), Романа Осиповича Якобсона (1896—1982), а также Якоба фон Юкскюлля (Jakob von Üxküll, 1864—1944), Эрнста Кассирера (Ernst Cassirer, 1874—1945). К. Бюлера, Ролана Барта (Roland Barthes, 1915—1980), Томаса Алберта Себеока (Thomas Sebeok, 1920—2002), Умберто Эко (Umberto Eco, р. 1932), Юрия Михайловича Лотмана (1922—1993).

В развитии отечественной семиотики на начальном этапе заметную роль сыграли представители «русского формализма» Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум, В.Б. Шкловский, члены Московского лингвистического кружка Р.О. Якобсон, Г.О. Винокур, А.А. Реформатский и др., работавший в Женеве С.О. Карцевский, психологи Л.С. Выготский, А.Р.Лурия и др., теоретик искусства С.М. Эйзенштейн и т.д. Должны быть упомянуты также Г.Г. Шпет, А.Ф. Лосев. Обзор дореволюционного и послереволюционного этапов можно найти в монографии Г.Г. Почепцова мл.

В 1960-х гг. сложилась Московская семиотическая школа (В.Н. Топоров, Вяч.Вс. Иванов, А.А. Зализняк, И.И. Ревзин, Т.Н. Молошная, Т.М. Николаева, Т.В. Цивьян, З.М. Волоцкая и др.). Важный вклад в семиотику внесли Б.А. Успенский, Е.В. Падучева, А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов и др. Распространению семиотических идей способствовали публикации Ю.С. Степанова.

К середине 1960-х гг. произошло идейное сближение Московской школы с Тартусской (Ю.М. Лотман), На этой основе сформировалась Московско-Тартусская школа семиотики.

Но и за её пределами у нас довольно велико число философов, логиков, антропологов, психологов, социологов, лингвистов, литературоведов, искусствоведов, естествоиспытателей, математиков, представителей медицины и т.д., занимающихся проблемами знака, включая и его прагматические функции, хотя о прагматике как самостоятельной области занятий, тем более лингвистической прагматике, реально речи не было до последних десятилетий 20 в.

Сегодня семиотика прочно занимает место среди фундаментальных наук. Успешно развиваются семиотика литературы, семиотика искусства, семиотика архитектуры и т.д.

Наиболее готовой к выполнению новейших познавательных задач и разнообразных запросов социальной практики оказалась прагматика, вычленившаяся именно из семиотики Ч.С. Пирса, Ч.У. Морриса и Р. Карнапа и получившая достаточно законченный вид во второй половине 20 в. в трудах представителей философии языка и языкознания.

1.2. Интерпретанта Ч.С. Пирса

При своём появлении в языке науки термин прагматика, по свидетельству Ч.У. Морриса, явным образом ориентировался на философское направление прагматизма, распространённое в США с 70-х гг. 19 в. и до середины 20 в. Оно утверждало необходимость решения жизненно важных проблем не на основе отвлечённых спекулятивных размышлений, а с активных позиций в процессе целенаправленной практической деятельности в непрерывно меняющемся мире.

Одним из основоположников прагматизма как раз и явился создатель семиотики Ч.С. Пирс. Философскую эстафету он передал У. Джемсу (W. James), Дж. Дьюи (J. Dewey), Дж.Г. Миду (G.H. Mead) и др. Сам Пирс объединял в своём лице философа, логика, математика, естествоиспытателя, филолога. Высоко ценя его научные заслуги, Р.О. Якобсон иронически заметил, что Ч. Пирс был великим учёным такого масштаба, которому в своё время не нашлось места ни в одном американском университете.

Генетическая связь с чуждой диалектическому и историческому материализму философией долгое время мешала отечественным учёным принять термин прагматика. Иногда изобреталось какое-либо “маскировочное” название. Однако уже Ч. Моррис, сам придерживавшийся принципов бихевиористской философской системы, справедливо подчеркнул, что этот термин должен получить свою собственную интерпретацию как специфически семиотический, а не философский, так как он именует специальную дисциплину, изучающую отношения знаков к их интерпретаторам. К тому же термин прагматика прочно закрепился в литературе на разных языках, он стал интернациональным, и заменять его другим, естественно, не стоит.

Ч. Пирс первым отметил важность учета в общей теории знака фактора субъекта практической и коммуникативной деятельности (последняя выступает у него как знаковый процесс, семиозис).

По Пирсу, знак конституирует трёхчленное отношение. В качестве членов выступают:

а) знак (в его терминологии репрезентамен), понимаемый как знаковое средство, т.е. некая величина, имеющая физическую природу и способная замещать что-либо;

б) производимый этим знаком другой знак, локализуемый в сознании интерпретатора и определяемый как интерпретанта первого знака;

в) объект, представляемый знаком.

Понятие знака было поставлено в центр внимания. При этом признавалось, что знаки не даны сами по cебe и не образуют отдельных классов объектов вне деятельности субъекта. Они возникают в процессе семиозиса. Знака нет вне семиотического процесса, вне деятельности интерпретатора, устанавливающего триадическое знаковое отношение. Не существует знака без воздействия на интерпретатора. Это воздействие Ч. Пирс и называет интерпретантой.

Интерпретанты, по Пирсу,

(а) могут вызывать определённые эмоции (эмоциональные, или непосредственные, интерпретанты),

(б) обусловливать какое-либо действие (энергетические / динамические интерпретанты) и

(в) влиять на ход мыслей или поведение (логические / нормальные /  финальные интерпретанты).

Ч. Пирс иногда именовал интерпретанту значением (significance, signification). В его модели знакового отношения она занимает то же место, которое в логико-философской и лингвистической традиции отводилось значению (Э. Гуссерль / E. Husserl, Г. Стерн / H. Stern)), смыслу (Г. Фреге / G. Frege), означаемому (Ф. де Соссюр), содержанию (Л. Ельмслев), мысли или референции (Ч. Огден / Ch. Ogden и А. Ричардс / I. Richards). У него эта составляющая трактуется не по её предметной или концептуальной соотнесённости, а как динамический, деятельностный фактор. Интерпретанта выступает в качестве доминанты семиотического процесса. Её можно сближать с прагматической силой (как её понимает Джоффрей Н. Лич / Geoffrey N. Leech).

Ч. Пирсу принадлежит главный принцип философии прагматизма, в соответствии с которым значение должно рассматриваться в свете могущих иметь место последствий, практических результатов, с точки зрения выбора действий, ведущих к успеху и получению пользы. Интерпретанта как раз и вбирает в себя те моменты, которые пыталась осмыслить философия прагматизма.

Особо важно отметить такие моменты, как включение Пирсом в общую теорию знака фактора субъекта знакового действия и скрупулёзную характеристику различных прагматических видов воздействия знака на пользователя знака (интерпретатора).

Пирсу принадлежит деление множества знаков на три класса: знаки-копии, или иконические знаки, индексы и символы. Для знаков первого рода характерно их сходство со своими объектами. В последнее время лингвисты часто отмечают действие в языке принципа иконичности. Так, в знаменитом высказываний Юлия Цезаря Veni, vidi, vici ‘Пришёл, увидел, победил’ явно просматривается, что последовательность языковых компонентов соответствует последовательности описываемых событий. Анализ особенностей индексальных знаков стимулировал исследование проблемы дейксиса.

Семиотические идеи Ч. Пирса нашли применение в семиотике текста и литературы. В них исследователей привлекала возможность рассматривать текст как знаковый объект не с позиций статической системы отношений, а в перспективе процесса. Текст принимался за репрезентамен того или иного вида, рассматривалась его специфика в зависимости от жанра текста. Учитывались объектная соотнесённость текста и его функционирование как знака иконического, индексального или символического в качестве доминанты в определённых видах литературы. С учётом соотнесённости с интерпретантой были разграничены подходы текстосемантический и текстопрагматический.

Последний подход даёт возможность с учётом разных видов интерпретант (непосредственной, эмоциональной и финальной) различать тексты-знаки:

(1) по отношению к первому виду — экспрессивные, императивные и сигнификативные;

(2) по отношению ко второму виду — симпатетические (эмоционально возбуждающие литературные тексты), провокационные (агитационные тексты) и конвенциональные (предполагающие знание литературных конвенций);

(3) по отношению к третьему виду — воздействующие на формирование коллективных мнений, стилей, течений моды, идеологий и т.д.; они имеют своей целью действенное влияние на изменение способов поведения интерпретаторов.

Однако в семиотике литературы и искусства интерпретационные возможности идей Ч. Пирса всё-таки не разрабатывались активно. Лингвистическая прагматика, насколько можно судить, к ним вообще не обращалась.

1.3. Трёхчастная модель Ч.У. Морриса

Ч. Моррис (1938), опираясь на идеи Ч. Пирса и творчески их развивая, строит по существу оригинальную семиотическую теорию. Семиозис по-прежнему понимается как процесс, в котором взаимодействуют его составляющие, не определяемые сами по себе. Реляционному принципу придаётся теперь больший удельный вес.

В семиозисе взаимодействуют:

а) знак, трактуемый Ч. Моррисом как знаковое средство, знаконоситель (sign vehicle);

б) десигнат (designatum), т.е. то, на что указывает знак, объект референции;

в) интерпретанта (interpretant), т.е. воздействие, в силу которого соответствующая вещь оказывается для интерпретатора знаком, иначе — обусловленный знаком тип поведения интерпретатора;

г) интерпретатор (interpreter) — действующее лицо процесса семиозиса. Все эти составляющие подразумевают друг друга.

Нетрудно увидеть, что здесь представлена характерная для американского варианта семиотики односторонняя (унилатералистская) концепция знака, он понимается только как “тело знака”, как физический носитель, не заключающий в себе значения. Ф. де Соссюр в своём «Курсе общей лингвистики» развивал более традиционный для европейской науки двусторонний (билатералистский) подход к знаку, объединяя в нём две стороны — означающее (signifiant, лат. significandum) и означаемое (signifié, лат. significatum). Но в его модели знака не представлены ни денотат, ни участник знакового взаимодействия. Соссюровская модель статична и отвлечена от фактора субъекта, хотя знак в целом (и означающее, и означаемое) локализован в индивидуальной психике.

В семиотике, согласно Ч. Моррису, намечаются три раздела:

1) Отношения знаков к их объектам принадлежат семантическому измерению семиозиса, их изучает семантика.

2) Отношения знаков к их интерпретаторам образуют прагматическое измерение семиозиса. Изучает эти отношения прагматика. Данную трактовку Ч. Моррис как бихевиорист позже дополняет указанием на необходимость изучать знаки в контексте поведения, включая в предмет прагматики происхождение знаков в биологическом, психологическом и социальном аспектах, их употребление и производимые ими эффекты.

3) Отношения знаков друг к другу (в рамках одной знаковой системы) составляют синтактическое измерение семиозиса. Эти отношения описывает синтактика (или синтаксис).

Синтаксис и в семиотике, и в логике не является аналогом синтаксиса как лингвистической дисциплины. Совпадение терминов обманчиво, и попытки дополнить семиотически понимаемый синтаксис морфологией, фонологией и пр. дисциплинами традиционного лингвистического набора не меняют положения.

Знаки многофункциональны. Они: а) означают и денотируют свои объекты, б) выражают интерпретанты, в) имплицируют друг друга.

Семантическими коррелятами знакового средства выступают денотат и десигнат (в 1946 г. получивший название сигнификат и в 1964 г. названный сигнификацией). Разграничение сигнификата и денотата в какой-то мере соответствует различению в философской семантике сигнификации (значения) и референции, а также интенсионала и экстенсионала понятия. Десигнат знака определяется как совокупность свойств объектов, к которым применим знак, денотаты выступают как члены класса объектов, причём этот класс может быть пустым, т.е. не содержать членов. Знак всегда имеет сигнификат, но не всегда предполагает существование реального денотата.

Денотату и референту у Ч. Морриса отводится очень немного внимания. Проблема референции стала впоследствии одной из центральных в логике и философии «обыденного языка». Пожалуй, только германский философ-марксист Георг Клаус (Georg Klaus) попытался развести понятия сигнификата и денотата максимально далеко, вплоть до разделения семантики на семантику и сигматику. По его мнению, семантика должна ограничиться отношением знака к сигнификату как отображению объекта, а сигматике надлежит рассматривать отношение знака к денотату как объекту отображения. Он вводил, таким образом, четвёртое измерение знака. Вряд ли это радикальное решение достаточно обосновано: ведь отношение знака к объекту (денотату, референту) опосредовано сознанием, иначе говоря, сигнификатом (или десигнатом).

В сигнификате (десигнате) заключены определённые свойства объектов или ситуаций. Эти свойства учитываются интерпретатором благодаря наличию знака. Учитывание, имеющее опосредованный и обобщённый характер, и есть интерпретанта. А это значит, что семантическое измерение не противопоставлено абсолютно прагматическому.

Прагматический фактор вторгается в определение Ч. Моррисом семиозиса как “опосредованного учитывания”: знак выступает при этом посредником; те свойства объекта или ситуации, которые учитываются, — это его десигнат; сам процесс учитывания и есть интерпретанта (её определение отличается от выше приведенного определения семиозиса отсутствием слова опосредованный); действующие липа процесса — интерпретаторы.

Интерпретатор интерпретирует нечто как знак чего-либо. Без интерпретанты нет знака и нет того, что учитывается, — сигнификата. Но и сама интерпретанта вызывается чем-то, функционирующим в качестве знака, так же как и интерпретатор является таковым в силу необходимости опосредованно, т.е. под воздействием знака, учитывать нечто, т.е. сигнификат.

Интерпретанта у основоположников семиотики не получает однозначного определения. Ч. Пирс говорит о ней как о знаке другого знака, о воздействии первого, т.е. физического, знака на сознание интерпретатора. Для него это определённый навык интерпретатора к тем или иным реакциям на знак, навык ожидания, а также сопутствующие образы и чувства.

Ч. Моррис видит в интерпретанте учитывание определённых свойств объекта (иначе говоря, десигната), тип поведения в качестве реакции на знак, предрасположенность к реакциям того или иного рода под воздействием знака, к определённой реакции на определённый вид объекта при определённых условиях, в которых встречается знак. Интерпретанта может реализоваться в виде актов управления собственным поведением или поведением других людей.

Ч. Моррис различает интерпретанты означающие (десигнативные), оценочные и предписывающие (прескриптивные), причем каждый из трёх названных видов интерпретант соотносится с соответствующим типом сигнификаций-значений. Таким образом, интерпретанта может пониматься как поведенческий акт либо, чаще, как навык, предрасположенность к определённому поведению.

В этом смысле понятие интерпретанты близко к понятию диспозиции в современной психологии и социологии, которые учитывают предрасположенность и к определённому восприятию условий деятельности, и к определённому поведению в этих условиях, разграничивая диспозиции личности нескольких уровней: ценностные ориентации, обобщённые установки на социальные объекты и конкретные ситуативные установки.

Интерпретанта возбуждается знаком, является видом реакции на знак.

Те определения, которые встречаются у Ч. Пирса и Ч. Морриса, заставляют думать, что для них интерпретатор всё-таки скорее получатель знака, его адресат, а не отправитель. О намерениях, целях, интенциях отправителя знака, о контексте употребления у них речь не ведётся.

Ч. Моррис, опираясь на бихевиористскую теорию способов обозначения, предложил различать по характеру сигнификата знака 5 семантических модусов: идентифицирующий, десигнативный, прескриптивный, оценочный и формативный, различая, соответственно, 5 типов знаков. В прагматическом плане знак характеризуется по цели, которую интерпретатор преследует, употребляя знак.

Употребление знака может быть:

(1) информативным (знак должен побудить интерпретатора действовать соответствующим образом);

(2) оценочным / валюативным (знак побуждает интерпретатора к определённой оценке, к предпочтению какого-то способа поведения);

(3) возбуждающим / подстрекающим / инцитивным (знак должен вызвать специфические реакции; инцитивно адекватные знаки называются персуативными / воздействующими);

(4) системным (знак предназначен организовать поведение; системно адекватные знаки именуются корректными).

Комбинируя признаки модуса обозначения и признаки способа употребления, Ч. Моррис получает матрицу, в которой различаются 16 типов текста (дискурса).

На основе семиотической концепции Ч.У. Морриса Г. Клаус разработал свою гносеолого-прагматическую модель политической пропаганды.

Европейский структурализм и развивавшиеся в его русле теории семиотики текста и семиотики культуры в большей степени опирались на идеи Ф. де Соссюра, Л. Ельмслева и др. Лингвистическая прагматика (как и в случае с Ч. Пирсом) к концепции Ч. Морриса почти не обращалась.

1.4. Логико-семиотическая модель Р. Карнапа

Утверждению трёхчастного строения семиозиса и развитию прагматической теории в интересах логики существенно способствовал один из видных представителей логического позитивизма Рудольф Карнап (Rudolf Carnap, 1981—1951). Он ввёл в описание структуры семиотики принцип иерархии её частей.

В модели семиозиса Ч. Морриса все три измерения и, соответственно, синтактика, семантика и прагматика в известной степени равноправны. Семиотика предстаёт как совокупность связанных конъюнкцией трёх видов отношений (символ ∩ обозначает отношение ‘и … и …’):

В трактовке же Р. Карнапа семиотика тоже изучает отношения в системе, включающей знак, его интерпретатора (пользователя, т.е. отправителя и получателя) и денотат (или сигнификат). Однако в прагматике, по его мнению, все эти отношения должны изучаться в совокупности, т.е. прагматика по своему объему тогда равна семиотике.

Абстрагируясь от отправителя знака, мы приходим к семантике. Отвлекаясь же от денотатов (или сигнификатов), мы изолируем синтактическую сферу знаковой системы. Синтактика, таким образом, вычленяется из семантики, а семантика — из прагматики. И наоборот: семантика включает в себя синтактику, прагматика включает в себя семантику, содержащую в себе синтактику (É — символ включения):

То, что семантика предстаёт, согласно этой концепции, как частный аспект прагматики, хорошо согласуется с характером значений знаков естественного человеческого языка в контексте их употребления. Вычленение же синтактики из семантики, пожалуй, скорее отражает свойства так называемых формализованных языков, которые строятся из двух частей: логического исчисления и приписанной ему семантической интерпретации. Будучи лишённым семантических правил, формализованный язык становится исчислением, т.е. чисто синтаксической, неинтерпретированной системой. И, наоборот, прибавление к исчислению правил интерпретации делает его семантической системой.

В естественном языке подобные отношения не имеют места, здесь семантическая интерпретация (и вообще функциональная сторона) присутствует изначально, а не добавляется к построенному до этого чисто формальному выражению.

Карнап трактовал семиотику и прагматику как логик. Ещё в 1934 г., в венский период своей деятельности, он опубликовал на немецком языке «Логический синтаксис языка». В интересах философии логического позитивизма и анализа языка науки им строилась в то время математическая модель языка как расширенного исчисления предикатов. После 1936 г., занимаясь одновременно с Моррисом проблемами “унифицированного языка науки”, Р. Карнап приходит к выводу о необходимости дополнения логического синтаксиса логической семантикой, а в начале 40-х г. обращается к формальной прагматике. Он прошёл, таким образом, путь от синтаксиса к семантике, а через неё к прагматике.

Любопытно отметить, что Ноам Хомский (Avraam Noam Chomsky, р. 1928) в своих «Синтаксических структурах» (1957) строил асемантический синтаксис языка как логическую систему, включающую: а) алфавит неопределяемых понятий (предложение, имя, глагол и т.д.), б) правила формирования исходных структур (фразовых структур) — в терминах грамматики непосредственно составляющих и в) трансформационные правила (правила преобразования исходных структур). К семантике он пришёл лишь в 1965 г. в «Аспектах теории синтаксиса». К прагматике в конце 1960-х гг. пришли другие лингвисты, а не сам Хомский. Он же просто отнёс прагматику к сфере исполнения (performance), так как она не вписывается в его понимание языковой компетенции (competence), включающей только знание правил синтаксиса вместе со знанием правил фонологии и семантики.

Как мы видим, логика, опираясь на идеи семиотики, в своём движении по пути «логический синтаксис — логическая семантика — формальная прагматика» намного опережала лингвистику, и причины этого следует искать в специфических условиях развития американского языкознания в структурный и постструктурный периоды.

Логическая прагматика, основы которой заложил Р. Карнап, сегодня успешно развивается.

1.5. Сематология К. Бюлера

Существенную роль в формировании прагматических идей в языкознании, без упоминания самого термина прагматика и без попыток вычленения соответствующей дисциплины, сыграли работы австрийского психолога К. Бюлера, особенно его фундаментальный труд «Теория языка: Репрезентативная функция языка». Нередко его влияние было подспудным, прямые указания на источники не назывались и мысли этого исследователя воспринимались и пересказывались как нечто само собой разумеющееся.

В частности, объяснялось это тем, что читается он нелегко, а главное тем, что в американский период своей деятельности, в новом для него окружении и при недостаточном знании английского языка К. Бюлер оказался в своеобразной изоляции.

Будучи по своей основной специальности психологом и имея неплохую медицинскую подготовку, К. Бюлер, тем не менее, систематически занимался проблемами общего языкознания и методологии научного исследования, построил свою семиотическую концепцию (сематологию), ориентированную на естественный язык, что ему позволяло свободно, на равных обсуждать с языковедами трудные лингвистические вопросы. Он, например, одним из первых увидел и оценил достоинства фонологического учения Н.С. Трубецкого (1890—1938) и других представителей Пражской лингвистической школы, ориентировавшихся на структуралистский принцип релевантности различительных признаков фонемы.

К. Бюлер сформулировал принципы науки о языке в виде набора аксиом, опирающихся на эмпирические обобщения. Он предложил различение двух речевых и двух языковых образований, охарактеризовал основные функции языкового знака, рассмотрел специфику знаков разных видов и в особенности знаков, входящих в указательное поле. Его работы во многом ещё могут быть востребованы прагматикой языка.

Оригинален подход Бюлера к языку как способу деятельности. Он различает четыре сущности:

а) речевое действие (Sprechhandlung),

б) речевой акт (Sprechakt),

в) языковое произведение (Sprachwerk) и

г) языковую структуру (Sprachgebilde).

Члены первой пары явлений характеризуются соотнесённостью с субъектом, т.е. включённостью в деятельностный контекст. Членам второй пары такая соотнесённость с субъектом не присуща, они абстрагированы от контекста, межличностны по своему характеру. Далее, разграничиваются речевые действия и языковые произведения, находящиеся на низшей ступени формализации, и речевые акты и языковые структуры, относящиеся к высшей ступени формализации. Вероятно, по этому признаку можно представить активно обсуждаемое в современной лингвистике различие между высказыванием и предложением, в иных терминах — между актуальным и виртуальным предложением.

К. Бюлер иллюстрирует соотношение двух дихотомий таблицей, которая приводится ниже в модифицированном варианте:

Знаки и знаковые образования в процессе речевого общения выполняют определённые роли. Язык, по Бюлеру, в процессе функционирования связывает отправителя знака, получателя знака и область предметов и ситуаций (положений дел). Он выполняет три функции.

Знак в качестве символа соотнесён с предметами и ситуациями. Данную функцию К. Бюлер называет репрезентацией (представлением, Darstellung). Языкознание на протяжении многих веков занималось именно этой функцией (как основной или же как единственной). На репрезентативную функцию знака как критерий при установлении инвентаря фонем опирается Н.С. Трубецкой.

Выражая внутреннее состояние отправителя, знак выступает как симптом. Первоначально эта функция именовалась изъявлением, позже за ней было закреплено имя экспрессия (выражение, Ausdruck).

Будучи обращённым к слушателю, управляя его внешним поведением или внутренним состоянием, знак выступает как сигнал. Эта функция сперва называлась побуждением, потом за ней закрепился термин апелляция (обращение, Appell).

Одна из функций может доминировать, что не означает полного подавления двух других. Можно полагать, что репрезентативная функция находится в ведении семантики. Что касается функций экспрессивной и апеллятивной, они в основном должны исследоваться в прагматике.

Именно эту классификацию языковых функций развил далее Р.О. Якобсон. Он её детализировал и довёл число базисных функций речевой коммуникации до шести.

(1) Установке на отправителя-адресанта (в частности на передачу его эмоций) отвечает эмотивная функция (у К. Бюлера экспрессия).

(2) За установку на адресата, стремление вызвать у него определённое состояние отвечает конативная функция (К. Бюлер говорит в этом случае об апелляции).

(3) С установкой на сообщение, его форму связывается поэтическая функция.

(4) Установка на систему языка приходится на долю метаязыковой функции.

(5) Референтивная (иначе денотативная или когнитивная) функция связана с установкой на действительность (у К. Бюлера это репрезентация, представление; М.А.К. Халлидей / M.A.K. Halliday и Дж.Н. Лич именуют её идеационной функцией).

(6) Установка на контакт характеризует фатическую функцию.

Таково в основных моментах содержание начального этапа развития прагматики. В центре внимания находятся знак, знаковое действие и его субъект, функции знака, в том числе прагматического характера, особенно интерпретанта.

________________

Литература к теме 1 «Семиотические истоки прагматики»

Арутюнова, Н.Д. Лингвистическая философия // Языкознание: Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 269—270.

Арутюнова, Н.Д. Прагматика // Языкознание: Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 389—390.

Арутюнова, Н.Д., Падучева, Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 3—47.

Бюлер, Карл. Теория языка: Репрезентативная функция языка. М., 1993.

Витгенштейн, Людвиг. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 79—128.

Карнап, Рудольф. Значение и необходимость. М., 1959.

Клаус, Георг. Сила слова: Гносеологический и прагматический анализ языка. М., 1967.

Козлова, М.С. Философия и язык. М., 1972.

Козлова, М.С. Идея «языковых игр» // Философские идеи Людвига Витгенштейна. М., 1996. С. 5—24.

Моррис, Чарлз У. Основания теории знаков // Семиотика. М., 1983. С. 37—89.

Моррис, Чарлз У. Из книги «Значение и означивание» // Семиотика. М., 1983. С. 118—132.

Петров, В.В. Философия, семантика, прагматика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 471—476.

Почепцов, Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. М., 1998.

Степанов, Ю.С. В мире семиотики // Семиотика. М., 1983. С. 5—36.

Степанов, Ю.С. Семиотика // Языкознание: Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 440—442.

Сусов, И.П. Семиотика и лингвистическая прагматика // Язык, личность и дискурс. Тверь, 1990. С. 125—133.

Финн, В.К. Семиотика // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 601—602.

Шрамко, Ярослав. Очерк возникновения и развития аналитической философии // Логос. 2005. Т. 47, вып. 2. С. 4—12.

Якобсон, Р. В поисках сущности языка // Семиотика. М., 1983. С. 102—117.

Якобсон, Р. Избранные работы. М., 1985.

Bense, Max, Semiotik // // Lexikon der Germanistischen Linguistik. I / Hrsg, von H.P. Althaus, H.Henne, H.E. Wiegand. Tübingen, 1973. S. 13—34.

Carnap, Rudolf. Introduction to Semantics. Cambridge, Mass., 1942.

Clarke, David S., Jr. Principles of semiotic. London and New York, 1987.

Leech, Geoffrey N. Principles of Pragmatics. London and New York, 1986.

Levinson, Stephen C. Pragmatics. Cambridge etc., 1985.

Lyons, John. Semantics. Volumes 1—2. Cambridge etc., 1979.

Metzler Lexikon Sprache. 2., überarb. u. erw. Aufl. / Hrsg. von Helmut Glück. Stuttgart; Weimar, 2000.

Nōth, Winfried. Handbuch der Semiotik. Stuttgart, 1985.