Из трудов Ивана Павловича Сусова

И. П. СУСОВ

(Калининский госуниверситет)

ЯЗЫКОВОЕ ОБЩЕНИЕ И ЛИНГВИСТИКА

1. Если иметь в виду самые общие принципы научного-подхода к исследованию языка как особого феномена социальной действительности, то все множество лингвистических концепций, школ и течений может быть условно сведено к трем научным парадигмам (см. об этом понятии: Философск. энциклопедич. словарь, 1983: 477).

Первая из этих парадигм, генетическая (или историческая, эволюционная), объединяет те школы и направления, которые опираются на принцип историзма и рассмат­ривают язык, как и действительность в целом, в его возникновении и развитии, т. е. необратимом, направленном изменении во времени в соответствии с внутренними законами самого языка и условиями его функционирования. Становление научного исторического языкознания обязано первой четверти XIX в., философскому и общенаучному климату той эпохи. С тех пор внутри исторической парадигмы сменился ряд подходов; само же историческое языкознание выступает сегодня лишь как одна из лингвистических парадигм, утратив в первой четверти нашего века свою монополию считаться единственно научным подходом к языку.

Вторая лингвистическая парадигма, таксономическая (или — в порядке чередования подходов внутри нее — инвентарная, структурная, а затем, с середины XX в., системная, или системно-структурная), собрала под свои знамена тех ученых, для которых наряду с эволюционным аспектом языка существен аспект организационный, касающийся внутреннего устройства сложного языкового целого (в отвлечении от фактора времени), выявления и группировки языковых единиц, их систематики и классификации, объединения этих единиц в нерасторжимое целое — языковую систему. Собственно говоря, инвентарный подход, имевший место еще в да­леком прошлом языковедческой мысли, характеризует скорее «допарадигмальный» этап. С переходом от конкретно-эмпирического к абстрактно-логическому уровню исследования языка в 20—30-х годах XX в. состоялось оформление действительно научной таксономической парадигмы, опиравшейся сперва на принцип инвариантности, в соответствии с которым утверждается неизменность .некоторой совокупности системообразующих соотношений внутри языковой системы, постоянство структуры при тех или иных изменениях системы (см.: Якобсон, 1985: 177, 267, 304, 307 и др.), а впоследствии на более фундаментальный и более гибкий принцип системности, позволяющий не сводить систему языка только к ее реляционному каркасу, не элиминировать ее субстанциальные и функциональные характеристики, связи с мышлением, сознанием и обществом, закономерности ее развития.

Третья исследовательская парадигма в языкознании, ком-муникативня, функциональная (коммуникативно-прагматическая или, просто, прагматическая), оформляющаяся в последние десятилетия, опирается на принцип деятельности и провозглашает приоритет факторов, обеспечиваю­щих успешное использование языка субъектом коммуника­тивной деятельности для достижения своих целей. Этой парадигме наша наука обязана утверждением фактора человека как субъекта деятельности в самом широком смысле, деятельности общения, коммуникативной и речевой деятельности, более тесным включением в круг человековедческих наук.

Каждая из трех названных лингвистических парадигм, испытывая воздействие философских и общенаучных принципов определенной эпохи, предлагает свой подход к пониманию границ предметной области языкознания, соотношения частей языкового феномена как сложного и противоречивого целого, их значимости в развертывании лингвистического знания, вырабатывает свой содержательно-концептуальный аппарат, свои методы и процедуры исследования.

Принцип историзма в языкознании явился реакцией на спекулятивно-философские построения и конкретно-эмпирические описания предшествующего периода, выступив в качестве универсальной объяснительной и упорядочивающей категории, распространяющейся и на естественноисторические, и на культурноисторические процессы. Принцип системности означал реакцию на эмпиризм и атомизм эволюционного языкознания XIX в. Принцип деятельности, в свою очередь, может трактоваться как реакция на умаление в таксономическом, системно-структурном языкознании роли человеческого фактора. Но выдвижение на передний план то принципа историзма, то принципа системности, то принципа деятельности, как раз и определяющее направление исторического развития языкознания XIX—XX вв., не есть, однако, процесс замены одной лингвистической парадигмы другой,. Появление очередной из них не ведет к исчезновению дру­гой или других. Происходит лишь смена акцентов в воззрениях на языковой феномен, на первый план выдвигаются то эволюционная, то организационная, то функциональная стороны этого феномена. Устанавливаются и развиваются новые связи между дисциплинами, изучающими эти стороны языковой действительности.

Более того, формулирование исследовательского принципа и формирование на его основе научной парадигмы могут быть разделены значительным временным интервалом. Так, принцип деятельности впервые был введен в языкознание еще в первой половине прошлого века выдающимся немецким мыслителем Вильгельмом фон Гумбольдтом (см.: Гумбольдт, 1984), но деятельностные концепции языка стали утверждаться в науке лишь во второй половине XX в. Тому же В. фон Гумбольдту принадлежит одна из первых экспликаций принципа целостности, системности языка, но соответствующая научная парадигма в языкознании утвердилась лишь в первой половине нашего века.

2. Категория деятельности, ставшая научным фундаментом третьей основной парадигмы в современном языкознании — прагматической, может интерпретироваться на двух уровнях абстракции — философско-методологическом и частнонаучном, причем границы между этими уровнями не имеют четких очертаний.

Философская трактовка деятельности помещает эту категорию в рамки какой-либо более общей категории, а именно: бытия как реальности, существующей объективно, вне и независимо от сознания человека и включая продукты его сознания; движения как способа существования материи, как всякого изменения вообще, всякого взаимодействия материальных объектов; отражения как всеобщего свойства -материальных объектов, состоящего в их способности воспроизводить свойства и отношения других материальных объектов, которые взаимодействуют с первыми.

В диалектико-матерналистической трактовке бытия оно не сводится только к противостоящей человеку природе, которую он осваивает в процессе своей деятельности, а включает в себя и материальные объекты, созданные человеком (так называемую «вторую природу»), и социальные системы, сообщества людей, человеческое общество в целом, вместе с присущими им общественными (прежде всего производственно-экономическими) отношениями, и продукты духовного производства людей, выступающие в виде ценностей культуры, принципов и категорий общечеловеческого знания и т. д. Деятельность как сугубо человеческая форма отношения к окружающему миру, направленная на его изменение и преобразование в соответствии со своими целями, может быть представлена как форма бытия человека и вместе с тем противопоставляться бытию как предмету и/или продукту деятельности, ее источнику (причине), совокупности условий (обстановке), и сфере возможностей, которые деятельность претворяет в действительность. Понятие деятельности коррелирует, тем самым, с понятием социально-исторического бытия, существования человека в обществе, будучи и его формой, и его источником, о чем четко было сказано в «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса: «...бытие людей есть реальный процесс их жизни», «...производство самой материальной жизни» (Маркс, Энгельс, т. 3: 25, 26). Социальное бытие как реальная жизнь людей, как совокупность людей и сообществ людей разных уровней, отражающих в своем сознании (индивидуальном и общественном) действительность и сознательно ее преобразующих, представляет собой субстрат деятельности.

Бытие людей есть особая, высшая, а именно социально-организованная, форма материи. Человеческая деятельность выступает как высшая, общественная форма движения материи, предполагая и другие высшие формы движения материи: отражение на его наиболее развитых уровнях, тоже, как и деятельность, характеризующихся активным, деятельным отношением субъекта к объективной действительности (человеческое мышление, сознание, познание), и общение, заключающееся в обмене материальными и духовными продуктами деятельности и самими деятельностями между людьми — субъектами общения. При этом и процессы отражения действительности человеком, и процессы человеческого общения могут трактоваться — и не только ради метафоры — как виды или способы человеческой деятельности.

Понятие деятельности сегодня выступает в качестве исходного во многих обществоведческих и человековедческих науках, претендуя на роль универсального объяснительного принципа по отношению ко всей науке о человеке и обществе в целом. Общая теория деятельности еще не сложилась в такой степени, чтобы можно было говорить о ней как особой науке, содержанием которой являются принципы и методы развертывания социально-гуманитарного знания. Поэтому ее роль выполняет пока философия. Наибольшей адекватностью и объяснительной силой среди философских концепций деятельности обладает концепция, разработанная К. Марксом и Ф. Энгельсом. Характеризуя ее в сопоставлении с Другими философскими и лингвистическими подходами в связи с анализом концепции В. Гумбольдта, В. И. Постовалова предложила осуществлять такое сопоставление на основе пяти основных признаков, а именно учета того, как та или иная концепция рассматривает: отношение деятельности и бытия; проблему субъекта деятельности; проблему предмета деятельности (предметности); проблему оснований, целепо-лагания и регулятивов деятельности; проблему достаточности принципа деятельности для развертывания социально- гуманитарной науки (1982: 17).

Марксистскую концепцию деятельности отличают соответственно следующие моменты. В ней деятельность не противопоставляется бытию как нечто чужеродное, это противопоставление снимается посредством введения понятия «очеловеченной природы», под которой имеется в виду часть природы, освоенная человеком и включенная тем самым в систему социальных отношений. В результате деятельности вещество природы становится носителем не свойственных ему изначально социальных свойств, а материальная и духовная культура общества выступает как опредмеченная, запечатленная в веществе природы деятельность общественного человека. Традиционное для многих концепций отношение «субъект — объект» трактуется как двустороннее. Это отношение включается в деятельность. Создателем «очеловеченной природы», прежде всего объектов материальной культуры, а через их изменение и самого человека, признается труд как высшая и исходная форма человеческой деятельности. Всякая деятельность предметна, т. е. она выполняется на каком-то материале и воплощается в каком-то объекте. Связь деятельности и предметности имеет диалектический характер, раскрываемый с помощью взаимопроникающих и противоположно направленных процессов опредмечивания и распредмечивания. Деятельность детерминирована двояко: и логикой предмета, и логикой самой деятельности. Человеческая деятельность представляет собой естественноисторическое обоснование жизни человека и общества, она обеспечивает беспрерывное развитие человеческого общества и самого человека как общественного существа (Постовалова, 1982: 17—31).

Для лингвистики особый интерес представляет проблема соотношения деятельности и общения. Специфику ее постановки и решения в марксистской философии наглядно показал Е. Ф. Тарасов (1983: 1984), отметив использование К. Марксом и Ф. Энгельсом двух противопоставлений. Во-первых, различаются производство и общение, реализующие общую категорию деятельности. Во-вторых, проводится разграничение деятельности материальной и духовной. Наложение друг на друга двух дихотомий дает разбиение человеческой деятельности на четыре разновидности: материальное производство, направленное на создание жизненно необходимых благ, т. е. материальных объектов, которые должны удовлетворить основные потребности человека в пище, одежде, жилье и т. п.; духовное производство, имеющее своими продуктами представления, понятия, мысли, сознание и т. д.; материальное общение, состоящее в обмене между людьми материальными деятельностями (действиями) и их продуктами, основными примерами чему могут служить торговля (добровольное перераспределение продуктов материального производства) и война (насильственное перераспределение материальных объектов), а в качестве своеобразного прототипа называются брачные отношения между мужчиной и женщиной с целью производства потомства; духовное общение, заключающееся в обмене мыслями, идеями, чувствами, знаниями, оценками и т. д.

Первооснову образует материальное производство, иначе — предметная деятельность, труд, практика. Духовное производство вторично по отношению к нему. Оно, как и материальное и духовное общение, первоначально вплетено в структуру трудовой деятельности. Материальное производство и материальное общение друг без друга невозможны, воздействие на предметы природы предполагает возможность сотрудничества, кооперации, т. е. воздействия людей друг на друга. Примат материально-производственной деятельности обусловил воспроизведение ее структуры и состава компонентов (субъект, объект, цель, средство, способ, условие, акт деятельности и т. д.) во всех возникших на ее основе формах человеческой деятельности.

Таким образом, общение может трактоваться и как нечто самостоятельное по отношению к деятельности (если последнюю сводить только к материальной деятельности, производству), хотя и тесно связанное с нею (в качестве ее источника и условия), и как способ и форма деятельности вообще как специфическая человеческая деятельность, качественно отличная от общения животных (биокоммуникации). Рассмотрение общения как деятельности по существу в большей степени обеспечивает возможность использования принципа деятельности в дисциплинах, исследующих человеческое общение.

3. В, общении взаимосвязаны друг с другом и взаимодействуют друг с другом индивиды, группы, классы, выступая в роли общественных субъектов, которые обмениваются деятельностями, результатами деятельностей, знаниями, умениями и навыками, ценностными установками и т. п. Являясь важным и необходимым условием формирования и развития человека, общение авторами ряда концепций принимается аа достаточное обоснование для развертывания на основе этого понятия как универсальной объяснительной категории всего комплекса социально-человековедческого знания: антропологии, этнографии, социологии, психологии, социальной психологии, политической экономии, языкознаня, семиотики и т. д.

Такова, в частности, точка зрения Р. О. Якобсона, который, правда, употребляет термин коммуникация для обозначения, общения в совокупности всех его форм. Этот исследователь рассматривает коммуникацию на трех уровней, которые могут быть представлены в виде трех концентрических окружностей. Меньшая окружность охватывает явления коммуникации посредством речевых сообщений, т. е. сообщений, которые устроены из языковых знаков или же сами являются таковыми. Как раз «… предметом лингвистики является коммуникация, осуществляемая посредством сообщений на естественном языке» (1985: 376; см. также: 319). Тем самым, предмет языкознания не редуцируется до исследования языкового кода. Более широкая окружность охватывает сферу коммуникации, совершаемой посредством как речевых (языковых) сообщений, так и сообщений, для построения которых используются знаки неязыкового характера. Явления этой сферы изучает семиотика. Лингвистика, соответственно, включается в семиотику. Семиотика, в свою очередь, входит в общую науку о коммуникации, включающую в себя, кроме того, социальную антропологию, социологию и экономику. Общая наука о коммуникации должна изучать взаимодействие людей, скрытый или явный обмен сообщениями между людьми. Вслед за французским этнографом и социологом Клодом Леви-Стросом Р. О. Якобсон включает в общественную человеческую коммуникацию обмен сообщениями посредством речевого кода и других семиотических систем, обмен удобствами (товарами и услугами), обмен брачными партнерами (в условиях экзогамных отношений). Лингвистике, имеющей дело с наиболее развитой системой коммуникации, обладающей наиболее разработанным концептуальным и методическим аппаратом, Р. О. Якобсон отводит центральное положение в общей науке о социальной коммуникации (1985: 319—330, 369—387).

Общение, взаимодействие людей есть, действительно, весьма существенный фактор возникновения и развития человеческого общества. Но общение лишь конкретизирует в межличностной сфере более абстрактные и деперсонализированные общественные отношения, обусловливающие в качестве системообразующего фактора целостность общества. Производство, будучи совместной деятельностью людей, предполагает их общение в ходе этой деятельности, но не во всем сводимо к общению, формы которого обусловливаются производством (см.: Маркс, Энгельс, т. 3: 19). Поэтому целесообразно в науках социально-человековедческого цикла постулировать в качестве универсального объяснительного принципа понятие деятельности, а не более узкое по сравнению с ним понятие общения. Вместе с тем есть необходимость в семиотике и языкознании провести разграничение понятий общения и коммуникации, как это делается в философии, социологии, социальной психологии и т. д. (см.: Философск. эн-циклодедич. словарь; 1983: 447—448, 269; Андреева, 1980: 91—92, 97 и след.).

Коммуникация есть обмен сообщениями, строящимися как из языковых, так и неязыковых знаков. Она и есть собственный объект семиотики, которая сегодня чаще, однако, замыкается в рассмотрении только знаковых систем самих по себе, так что коммуникативную, или знаковую, деятельность, процессуально-динамическую сторону коммуникативного общения некоторые авторы считают своеобразной ничейной территорией, которая и должна стать предметом будущей общей теории коммуникации (в более узком смысле, чем у Р. О. Якобсона).

Семиотика общения особенно нуждается в разработке на основе деятельностного начала, и в этом на неё может оказать определенное воздействие положение дел в современной лингвистике, в частности идеи и подходы прагматического языкознания (прагмалингвистики), представители которого поставили вопрос о необходимости широкого определения предмета лингвистических исследований, о включении в свой обязательный концептуальный минимум общих понятий деятельность, общение, коммуникация, речевая коммуникация (или речевая деятельность, речевое общение, речевой процесс, речь, языковая деятельность, языковое общение, языковая коммуникация, дискурс), которые потом конкретизируются в более частных и специальных понятиях, таких, как речевое событие (речевой макроакт), речевой акт, или микроакт (действие), акт говорящего/пишущего, акт слушающего/читающего (адресата), речевая роль, речевая ситуация, речевая стратегия, речевая интеракция, речевой шаг (или ход), предмет речевого действия, модель-гипотеза адресата, регулятивы языкового общения (правила, постулаты, конвенции, нормы) и т. п. (см. о некоторых этих понятиях и предмете прагмалингвистики: Сусов, 1983; 1984а; 19846; Безменова, Герасимов, 1984; Ромашко, 1984).

Собственно, для прагмалингвистики вполне достаточно понятия речи, если вкладывать в него не то содержание, которое имелось в виду у Фердинанда де Соссюра (а именно единичное, частное, конкретное, индивидуальное), а трактовать речь как языковое общение, языковую коммуникативную деятельность, обмен речевыми действиями-сообщениями. Понятия бытия, социального бытия, деятельности, общения, коммуникации как объяснительные принципы будут относиться к метатеории языкознания, а не к самому языкознанию.

ЛИТЕРАТУРА

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. — Соч., 2-е изд., т. 3, с 7—544.

Андреева Г. М. Социальная психология. — М.: Изд-во МГУ, 1980.— 415 с.

Безменова Н. А., Герасимов В. И. Введение. — В кн.: Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М.: ИНИОН, 1984, с. 5—24.

Гумбольдт В. Избранные работы по языкознанию. — М.: Прогресс, 1984. — 398 с.

Постовалова В. И. Язык как деятельность: Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. — М.: Наука, 1982. — 222 с.

Ромашко С. А. Язык как деятельность и лингвистическая прагматика. — В кн.: Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М.: ИНИОН, 1984, с. 137—145.

Сусов И. П. К предмету прагмалингвистики. — В кн.: Содержательные аспекты предложения и текста. Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1983, с. 3—15.

Сусов И. П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы. — В кн.: Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1984 (а), с. 3—112.

Сусов И. П. Проблемы языкового общения, его единиц и правил. — В кн.: Всесоюз. науч. конф. «Коммуникативные единицы языка»: Тезисы докладов. М.: МГПИИЯ, 1984 (б), с. 113—116.

Тарасов Е. Ф. Введение: Методологические основания исследования (речевого) общения. — В кн.: Речевое общение: Проблемы и перспективы. М.: ИНИОН, 1983, с. 5—15.

Тарасов Е. Ф. Деятельность, общение, речь: К формированию дей-тельностной концепции языка. — В кн.: Всесоюз. науч. конф. «Коммуникативные единицы языка»: Тезисы докладов. М.: МГПИИЯ, 1984, с. 116—119.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1983. — 840 с.

Якобсон Р. Избранные работы. — М.: Прогресс, 1985. — 455 с.