А.А. Сусов,
И.П. Сусов. Размышления о концептах // Вiсник Харкiвського нацiонального унiверситету iм. В.Н.
Каразiна. № 726.
Серiя:
Романо-германська фiлологiя. Методика викладання iноземних
мов. Вип. 49. Харкiв,
2006. С.
14–20.
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
Кафедра теоретической и прикладной лингвистики
Мы уже писали о том, что в лингвистике мода
тоже может
играть заметную роль и, говоря о концептах, понятиях и т.п. во многом
повторим
положения предыдущей публикации (Сусов и Сусов 2003).
Так, сейчас в отечественной науке о языке
стало
чрезвычайно модным включать себя в число сторонников когнитивного
подхода
(“новой парадигмы”), хотя для такого шага не всегда есть веские
основания и
соответствующая профессиональная подготовка: когнитология своей основой
имеет
прежде всего когнитивную психологию, предполагающую какое-то понимание
процессов взаимодействия нейробиологических механизмов при формировании
ментальных образов и состояний. Мозг далеко не пассивный “субстрат”
этих
процессов, он не “сосуд” для мыслей, а важный элемент
материально-идеальной
системы, накладывающий свои ограничения на происходящее в нём. В
частности,
известны обусловленные им определённые ограничения на объём и прочность
памяти.
В философии сознания и психосемантике проблема связи мозга и ментальных
состояний активно обсуждается под названием Body and Mind.
Вместе с тем когнитивная наука в лице многих
её
представителей опирается на уподобление работы компьютера тому, что
происходит
в человеческом интеллекте, а в определённой степени на квалификацию
работы
мозга как вычислительного процесса (компьютацию). Её привлекают
возможности получить
при моделировании искусственного интеллекта подтверждение или же
опровержение
исследовательских гипотез о структуре ментальной сферы. И можно только
согласиться с теми, кто предостерегает против легкомысленного отношения
к
проблемам когнитологии (Кобозева 2003: 24—26).
Лингвистическая семантика развивалась и
развивается в
непростых условиях (особенно это относится к американской науке о
языке).
Интерес к значению вообще и к языковому значению в частности проявился
уже при
первом же обращении человеческой мысли к языку. На протяжении многих
веков и
даже ряда тысячелетий проблемы языкового значения решались в русле
философии и
логики. Автономной лингвистическая семантика была объявлена только в 19
в. (1839
— немец Х.К. Райзиг, 1897 — француз М. Бреаль). В 20 в. она очень часто
оказывалась в трудном положении между Сциллой неопозитивистской
философии и
крайне строгой, жёстко организованной формальной логики и Харибдой
рыхлой по
своей структурной организации психологии.
Не следует забывать, что американское
языкознание
смогло вернуться к ментализму всего лишь около 40—45 лет назад, после
долгого
(тридцатилетнего) и жёсткого ига бихевиористского механицизма, и одной
из
первых ласточек была вышедшая в 1963 г. книга Джерролда Дж. Катца и
Джерри А.
Фодора о семантическом компоненте порождающей трансформационной
грамматики.
Лингвистическая семантика строилась как бы на пустом месте. Но до
семантического ренессанса в США проблемами значения в Европе активно
занимались
многие языковеды и психологи (назовём из последних хотя бы Л.С.
Выготского, К.
Бюлера, Ж. Пиаже, А.Н. Леонтьева, Н.И. Жинкина, А.А. Леонтьева, И.Н.
Горелова,
С.Д. Кацнельсона, В.А. Звегинцева, Дж. Лайонза). Вне лингвистики
(причём и в
самих Соединённых Штатах) о значении в формальных и естественных языках
писали
многочисленные философы, логики и семиотики (Г. Фреге, Г. Гуссерль, К.
Айдукевич, Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Г. Райхенбах, А. Чёрч, У. фон
Куайн, Ч.Ш.
Льюис, Я. Хинтикка, С.А. Крипке, А. Тарский, Э. Кассирер, Дж.О. Урмсон,
У. Эко,
А. Шафф, Ч.С. Пирс, Ч. Моррис, Б. Малиновский, Р. Барт, К. Леви-Стросс,
Х.П.
Грайс, Дж. Л. Остин, Дж. Р. Сёрл, П.Ф. Стросон и многие другие).
Участвовали в
этом процессе многие отечественные лингвисты, философы, логики,
психологи.
Нашей науке антиментализм был чужд.
Американская наука о языке в основном уже
давно
преодолела антиментализм (или механицизм), и как раз благодаря Н.
Хомскому и
возглавляемому им формалистическому течению, и вновь стало возможным
говорить
всерьёз о значении, мышлении, сознании и т.п. Ментализм утвердился в
ней
прочно. И она теперь тесно сотрудничает со многими смежными науками,
включая и
когнитивную науку. Поэтому теперь уже никого не удивляет, что её
представители
говорят о ментальных единицах и процессах, психических представлениях,
понятиях
и концептах, о структурной организации человеческого знания и
когнитивных
структурах типа схемы, фрейма, скрипта, сцены, чанка, гештальта,
семантической
сети, о концептуальных моделях мира, о языке мысли и т.п.
Многие из этих когнитивистских понятий
активно
используются теперь и в российской лингвистике. Сейчас мы наблюдаем в
нашей
отечественной науке своеобразный когнитивный и концептуальный бум. Во
множестве
новейших лингвистических работ на русском языке стало весьма
употребительным
слово концепт (шутники — а лингвисты тоже умеют шутить! —
говорят о
распространении болезни под названием концептовит). Место
объектов и
ситуаций предметного мира (реалий), которые номинируются языковыми
знаками и
являются их денотатами, всё больше занимают в нашем внимании ментальные
(умственные) сущности, отображающие (репрезентирующие) прямо или
опосредованно
эти реалии.
Обращение многих лингвистов-семантиков к
когнитивистской ориентации можно в значительной мере объяснить тем, что
формальные исчисления, строящиеся логиками, нелегки для усвоения и
отпугивают
чистых гуманитариев. Но легче ли для чистых гуманитариев нейробиология,
психосемантика, экспериментальная психология, экспериментальные
процедуры в
области искусственного интеллекта? И стоит ли пренебрегать достижениями
лингвистической структурной семантики (с её теориями семантических
полей и
методом компонентного анализа значения), которые по существу образуют
базис
наших знаний о значении слова и предложения?
Семантический компонент языковой системы
взаимодействует со сферой сознания и мышления, где локализуются
мыслительные
(ментальные) явления и процессы, связывающие человека с отображаемым (а
также с
воображаемым) внешним миром. Взаимодействием языка с сознанием и
мышлением,
характером мыслительных процессов, природой и номенклатурой создаваемых
мозгом
ментальных единиц занимаются бок о бок философия, антропология,
нейробиология,
психология, семиотика, лингвистика, теория искусственного интеллекта, а
также
недавно возникшая когнитология (когнитивная наука), ответвлением
котором
оказалась когнитивная лингвистика. В центр внимания когнитивистов
теоретического и экспериментального направлений выдвинулась проблема концепта и связанных с ним явлений.
О концептах писали и пишут Р. Джакендофф, Дж.
Фодор,
М. Джонсон, Дж. Лакофф, Э. Рош, А. Вежбицкая, Р.И. Павилёнис, Д.С.
Лихачёв,
Ю.Д. Апресян, В.В. Петров, Р.М. Фрумкина, Ю.С. Степанов, Е.С.
Кубрякова, В.З.
Демьянков, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелёв, Н.Д. Арутюнова, В.Б. Касевич,
А.А.
Залевская, Е.В. Рахилина, А.Н. Баранов, И.М. Кобозева, И.А. Стернин,
З.Д.
Попова, Н.Н. Болдырев, В.И. Карасик, А.А. и И.П. Сусовы, Ю.Е. Прохоров,
В.А.
Пищальникова, М.В. Никитин, И.К. Архипов, В.В. Красных, В.А. Маслова,
Е.И.
Морозова и многие-многие другие (к сожалению, очень немногие из них
обращаются
к экспериментам как способу верификации, проверки на истинность своих
суждений).
Само слово концепт далеко не всегда
толкуется
достаточно строго. В этой связи будет вполне естественно сперва
обратиться к
его происхождению и его внутренней форме (этимону), генетической связи
со
словом понятие. В латинском языке
слово conceptus является замыкающим в следующей
деривационной
цепочке: capio ‘брать, взять; получать,
принимать; выбирать, избирать; захватывать; ловить, поймать; усваивать,
понимать, постигать’ > concipio
‘собирать, принимать; вбирать в себя; представлять себе, воображать;
соображать, задумывать; зачать’ > conceptus
‘накопление; зачатие; плод, зародыш’. Родственное слово conceptio означает ‘соединение, сумма, совокупность;
зачатие;
словесное выражение’. Для нас важна ведущая идея: ‘взять извне и
собрать вместе
> понять (т.е поймать / схватить умом)’.
Русское слово понятие (этимологически
с тем же
корнем, что и взять) является удачной калькой с лат. conceptus. То же можно сказать и о немецком слове Begriff ‘понятие, представление’(< begreifen ‘понимать, постигать’ < greifen ‘хватать; брать, взять; ловить, поймать’).
Удачны
адъективные образования рус. понятийный, нем. begrifflich.
В философских, логических и грамматических
трудах
европейских мыслителей, писавших на латинском языке, начиная с
античности и
вплоть до Нового времени, основным термином для обозначения
мыслительной
сущности было слово conceptus. В работах на английском
языке господствует термин concept ‘понятие,
идея, общее представление; концепция’. Наряду с ним используется термин
notion ‘понятие, представление; взгляд, мнение;
идея, общее
понятие, принцип; класс, категория’.
Так, Джерролд Дж. Катц чередовал употребление
терминов
в одном и том тексте. Ср.: «Semantic
markers are the theoretical concepts that a semantic theory
uses to express the elementary parts
of the meaning of a
morpheme» ‘Семантические маркеры — это
теоретические концепты
/ понятия, которые семантическая теория использует, чтобы выразить
элементарные
части значения морфемы’ (Katz 1966: 203).
На с. 212 мы читаем у него «the notion ‘semantic
interpretation of the sentence S’»
‘понятие ‘семантическая интерпретация предложения S’, а на с. 213 находим «An extension of the Concept “Semantic
Interpretation”» ‘Объём Понятия “Cемантическая
Интерпретация”’, «a notion of semantic interpretation» ‘понятие семантической
интерпретации’. Русский
переводчик другой его работы выбирает термин понятие, указывая
в скобках
английский эквивалент: «Лексические толкования и производные
толкования составляющих,
меньших, чем предложение, являются аналогами понятий (concepts), а производные толкования утвердительных
предложений
являются аналогами суждений (propositions)»
(Катц 1981: 36—37). Франкоязычные авторы предпочитают термин concept ‘понятие; замысел’. Употребляется и слово notion ‘познание, понятие’.
Поэтому при чтении работ на этих языках и
попытках
перевести на русский язык слова лат. conceptus,
англ. concept и фр. concept
можно пользоваться в качестве
равнозначных эквивалентов как словом понятие, так и словом концепт.
Это относится к большинству переводов работ писавших по-английски
авторов,
которые публиковались в сборниках «Новое в зарубежной
лингвистике» и в других
изданиях. Появление здесь и во многих других переводах терминов концепт
и концептуальный не предполагает чего-то нового. Концепты у
Уолласа Л.
Чейфа, Роджера Шенка, Манфреда Бирвиша, Тёна А. ван Дейка и У. Кинча,
Грега
Скрэгга и др. — это не что иное, как понятия.
В определении концепта в электронном словаре
под ред.
Л. Флориди не говорится о различиях между понятиями и концептами:
«Concepts What words
stand for,
signify, or mean, especially when meanings are taken to be in our heads
rather
than in the world. Words that are synonymous stand for the same
concept. When
sentences are synonymous, then they may be said to stand for the same
proposition. Concepts are sometimes analyzed as complex forms of
dispositions
or habits of mind and habits of action that instantiate different
meanings». ‘КОНЦЕПТЫ
То, вместо чего стоят, что обозначают
или значат слова, в особенности когда значения предполагаются быть
локализованными скорее в наших головах, чем в мире. Синонимичные слова
представляют один и тот же концепт. Когда предложения синонимичны, о
них может
быть сказано, что они представляют одну и ту же пропозицию. Концепты
иногда
анализируются как сложные формы размещения или же как привычки думать и
привычки действовать, в которых мгновенно растворяются различные
значения’.
«Conceptualization An
abstract,
simplified view of some domain that we wish to represent for some
purpose. See also
ABSTRACTION»
‘КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ‘Абстрактный, упрощённый взгляд на какую-либо
область,
которую мы хотим представить для какой-то цели’. См. также
АБСТРАКЦИЯ’ (Floridi, forthcoming).
Р.И. Павилёнис трактует концепт как
«часть
концептуальной системы — то, что индивид думает, воображает,
предполагает,
знает об объектах мира», а концептуальная система им определяется
как
«непрерывно конструируемая система информации (мнений и знаний),
которой
располагает индивид о действительном или возможном мире»
(Павилёнис 1983:
279—280). В контексте его книги могли бы употребляться термины понятие
и
понятийная система, что в принципе никак не повлияло бы
на то,
что хотел сказать автор.
Попытке развести термины понятие и концепт
мы обязаны прежде всего когнитивной психологии, в частности той её
ветви,
которую именуют folk psychology (см. Fodor 1975; Fodor 1987; Степанов 1998: 383—385; Metzler 2000: 99—100, 378—379). Концепт в общем и
целом тоже
может определяться как понятие, но как понятие наивное, обыденное,
повседневное
(Кобозева 2000: 48). От формально-логического понятия когнитология как
бы
отказывается в пользу психологического концепта.
И вместе с тем нельзя забывать о тесной связи
этих
двух сущностей, ведущей к частому смешению терминов. Чувствуется
наличие общей
идейной базы. А это даёт основание полагать, что понятие и концепт в
действительности представляют собой две ипостаси одной и той же
ментальной
сущности, подход к которой может быть либо логическим, либо
психологическим.
Логика не в меньшей степени является наукой когнитивной, как и
психология.
Человек имеет дело прежде всего с множеством реалий в окружающем его физическом
пространстве. В число реалий могут со временем включаться и
воображаемые
существа. Человеческий ум заселяет окружающий мир богами, демонами,
лешими,
русалками, кентаврами, инопланетянами и т.п. Вместе с тем реалиями
становятся
признаки, характеризующие предметы в физическом пространстве
([большой],
[маленький], [длинный], [короткий], [быстрый], [громкий] и пр.), а
потом и во
времени. Реалиями являются такие положения дел в мире, как состояния,
процессы
и действия, физиологические и психические состояния индивида,
переживаемые им
эмоции, существующие в человеческом коллективе социальные отношения и
институты, юридические законы, религиозные установления, этнические
предубеждения, нормы морали, запреты, правила коммуникативного
поведения. Отбор
реалий (и их мыслительных репрезентаций) в конкретном акте коммуникации
создаёт
так называемый мир дискурса. Все эти
физические,
психические, социальные, этнические и культурные реалии ложатся в
основу
концептов.
Концепты являются основными единицами мыслительной
сферы. В
них запечатлевается информация об элементах опыта, переживаемого по
поводу
элементов внешнего, физического мира, прежде всего предметов в широком
смысле
этого слова, т.е. людей, животных, деревьев, камней, гор, рек, туч на
небе,
молний, солнца и луны, природных явлений, а также разнообразных
артефактов,
представляющих ту или иную эпоху на определённом уровне развития
технической
цивилизации (топор, копьё, колесница, корабль, автомобиль, самолёт,
робот,
телевизор, компьютер и т.д.).
В концепте как единице знания о мире,
элементе памяти
фиксируется большой ряд предметов со сходными свойствами, им
охватывается класс
реалий. Концепт может, таким образом, характеризоваться по объёму
класса
отображаемых реалий, в иной терминологии — по своему экстенсионалу.
Стоит
напомнить, что в интенсионале группируются различительные, существенные
признаки, а в экстенсионале объединяются элементы множества, каждый из
которых
обладает данным набором признаков классообразующго характера. Например,
концепт
<стакан> формируется как обобщённое, схематичное знание не об
одном, а о всех
стеклянных сосудах для питья, не имеющих ручки. К классу стаканов будут
относиться и те экземпляры, которых мы не видим и можем никогда не
увидеть, но
которые являются именно стеклянными сосудами для питья, не имеющими
ручки.
Размер разных стаканов, толщина стенок, окраска сосуда, гранённость при
обобщении частных впечатлений во внимание обычно не принимаются.
Интенсионал и
экстенсионал соотнесены друг с другом: интенсионал указывает на
возможность
включения каких-то предметов в соответствующий класс.
В круг концептов одной тематической сферы (концептосферы, по Д.С. Лихачёву,
имевшему, правда, в виду главным образом культурные концепты) может
входить
много ментальных образований. Но одна из возможных схем-образов, по Э.
Рош,
нередко выступает как характерный для данной культуры прототип.
Так, из концептов, относящихся к сосудам для питья
(<стакан>, <кружка>, <бокал>, <чашка>,
<фужер> и
др.) прототипичным будет <стакан>. Он образует центр
своей концептосферы, а другие из того же круга относятся к периферии.
Из множества концептов,
относящихся к птицам, для американцев прототипом оказывается
<малиновка>,
а для русских — <воробей>. Соответственно в одном и том же
тематическом
круге американцы и русские выделяют разные концепты в качестве центра.
Можно ввести ещё одно понятие. В нашем
обиходе мы чаще
имеем дело с гранёнными толстостенными стаканами объёмом 200 мл и с
тонкостенными негранёнными стаканами объёмом 250 мл. Стандартные,
устоявшиеся,
привычные представления о таких стаканах образуют стереотипы.
Маленькие стаканчики объёмом 100 мл мы скорее подведём
под другой концепт — <стопка>. Но термин стереотип
чаще используется для именования концептов из сферы
социальной деятельности.
Наши знания о посуде для питья с течением
времени
пополняются концептами типа <чашка>, <пиала>,
<бокал>,
<кружка>, <рюмка>, <фужер > и т.п. К ним добавляются
знания о
разных видах посуды (для питья, еды, варки и жарки). В число близких
концептов
включаются знания о смежных явлениях типа <тарелка>,
<блюдце>.
<вилка>, <ложка>, <нож>, <молоко>, <сок>,
<чай>, <вино>, <суп>, <яичница>, <масло>,
<хлеб>, <завтрак>, <обед>, <пить>,
<есть>,
<заварить>, <пожарить>, <натощак>.
Концепты могут различаться по уровню
обобщения и, тем
самым, по своему интенсионалу и, естественно, экстенсионалу.
Выстраивается
своего рода иерархия <гранённый стакан> — <стакан> —
<посуда для
питья> — <посуда>. Наш опыт, таким образом, группирует
концепты в
большие и малые классы концептов, своеобразные концептуальные поля. Он
подводит
их под концептуальные категории.
Приведённые примеры
относятся к категории <<ПРИГОТОВЛЕНИЕ И ПРИНЯТИЕ ПИЩИ>>.
Познание
новых явлений мира есть в значительной степени процесс концептуализации
и категоризации.
Концепт есть минимальная единица знания,
локализованная в памяти человека. Благодаря непрекращающемуся обмену
знаниями
между людьми концепт из индивидуального, личного образования становится
надличностным знанием, а коллективное знание, в свою очередь, вносит
коррективы
в содержание личностного знания.
Всё множество концептов в совокупности и их
системных
взаимосвязях образует концептуальную
картину мира. Такая картина
становится, опять-таки благодаря
социально-коммуникативной деятельности, общим достоянием носителей
определённой
этнокультуры и определённого социума, отличая один человеческий
коллектив от
другого. Включение индивида в социум, его социализация предполагает
овладение
общей концептуальной системой.
В последнее время в лингвистике появилась
тенденция противопоставлять
понятие
и концепт. Но не следует
абсолютизировать это противопоставление. Скорее всего, как уже
говорилось, мы
имеем дело с одним и тем же феноменом ментальной сферы, но предстающим
перед
нами в
двух ипостасях.
И в одном, и в другом случаях правомерно
говорить как
об интенсионале, т.е. наборе характерных признаков, так и об
экстенсионале,
т.е. классе реалий, обладающих данным набором признаков. По
экстенсионалу
(объёму, охвату отображаемых элементов) понятие и концепт не
различаются. Через
воплощающий их языковой знак они в принципе относятся к одному и тому
же
денотату и стоящему за ним множеству реалий.
Сравним понятие <собака> и концепт
<собака>. Назовём некоторые признаки, входящие в интенсионал
понятия
<собака>: [животное], [позвоночное], [млекопитающее], [семейство
псовых],
[живородящее], [плотоядное], [одомашненное] и др. В интенсионал
концепта
<собака> (как обыденного, повседневного понятия) входит, как
правило,
фактически иное (меньшее или большее) количество признаков, притом
необязательно существенных: [быть животным], [иметь хвост], [лаять],
[мочь
укусить]. Нередко добавляется стереотипные представления [быть другом
человека], [выполнять сторожевую функцию]. Но у данных понятия и
концепта один
и тот же экстенсионал.
Именно в случае декомпозиции интенсионала
концепта
приходится иметь дело с прототипическими признаками. Минимально
возможный их
набор в содержании концепта образует так называемый семантический
прототип,
внимание к которому было приковано Э. Рош / Хайдер (Rosch 1973). Так, понятие <птица> и концепт
<птица> имеют в своих содержаниях признаки [быть живым
существом], [иметь
клюв], [иметь два крыла], [иметь две конечности (ноги)], [быть покрытым
перьями], [быть покрытым пухом]. Но в концепте вряд ли фиксируется
признак
[откладывать яйца], необходимый для научного понятия, но зато
содержится
прототипический признак [быть способным летать (перемещаться в воздухе
с
помощью крыльев)]. Такой способностью обладают воробьи, малиновки,
скворцы,
галки, но не куры, страусы, пингвины.
Под одно и то же понятие и под один и тот же
концепт
может подводиться большее или меньшее множество элементов, что задаёт
понятию /
концепту характеристику по его объёму (экстенсионалу, денотату).
Понятия /
концепты могут иметь больший или меньший объём. Для логика класс
задаётся
наличием у его элементов тождественного набора признаков (т.е.
тождественного
интенсионала), а когнитивный психолог будет искать мотивы объединения
скорее в
“семейном” сходстве элементов класса. Ср.: Летит птица — Летит
поезд — Летит
время. Логика понятия нацелена прежде всего на установление
различий,
психология концепта — на фиксацию сходств.
Как и в лексической семантике, отношения
между
понятиями / концептами допустимо характеризовать как
гиперо-гипонимические.
Так, индивидуальный домашний пёс Дик входит в большее по мощности
множество
фокстерьеров, это множество является подмножеством множества собак, а
последнее, в свою очередь, в ещё более мощное множество животных. В
логике и
семиотике принято различать types и tokens, т.е. типы и события, экземпляры. Это
различение
относится и к понятию в логическом смысле, и к понятию в
психологическом
смысле.
Различия между понятием и концептом нужно
видеть
прежде всего в интенсионале (т.е. содержании, наборе релевантных
признаков).
Релевантность того или иного признака, его акцентированность
определяется:
— во-первых, уровнями объективированности
знания,
отвлечения от субъективных факторов (более высокой степенью для понятия
и
меньшей для концепта);
— во-вторых, сферой функционирования (более
широкой, в
идеале общечеловеческой для понятия и более узкой, личной либо
групповой,
социоэтнокультурной для концепта).
К установлению инвентаря понятий ведёт
логический /
теоретический анализ, предполагающий строгую методику верификации
знания. К
выявлению инвентаря концептов и их структуры ведут, с одной стороны,
эксперименты психологов и социологов, а с другой стороны,
лингвистический
анализ языковых фактов в разных вербальных контекстах и в разных
условиях
общения. Концепты распознаются в основном в ходе эмпирических
исследований:
либо в итоге психологических и социологических экспериментов, либо в
лингвистическом анализе языковых фактов. Верификации концептов служит
обычный
житейский опыт.
В понятии совокупность признаков мыслится как
достаточно жёсткая и строго организованная иерархическая структура, а
признаки
считаются устанавливаемыми в суждениях, претендующих на истинность.
Понятие
должно удовлетворять логическим тестам на истинность, оно есть элемент
общечеловеческого научного знания (научной картины мира).
А в интенсионал концепта как единицы вроде бы
“наивного” знания, психологической по своему характеру, могут
включаться и
ненеобходимые, случайные признаки, закреплённые в личном опыте, в
бытовом
знании индивида и его окружения. Для интенсионала концепта <вода>
признак
[состоит из водорода и кислорода] не является существенным
(релевантным). Зато
существенны знания о том, что вода как таковая нужна для питья, для
варки пищи
и т.п. Рядового носителя языка не часто интересуют энциклопедические
сведения о
физических и химических свойствах воды. Зато он хочет знать, является
ли вода
из данного водоёма либо источника мягкой или жёсткой для мытья головы,
пригодна
ли она для заварки чая, но он обычно безразличен к вопросу о процентном
содержании в ней тех или иных минералов.
Таким образом, концепт более привязан к
актуальным,
конкретным условиям жизни людей, не претендуя на универсальный
характер. В
структурировании его содержания могут участвовать такие факторы, как
возраст,
пол, национальность, расовая принадлежность, семейное воспитание, место
проживания,
социальное и имущественное положение, общее и специальное образование,
сфера
профессиональных занятий, круг постоянного общения, наличие или
отсутствие
интереса к книгам, газетам, театру, массовым действам, музыке, кино и
телевидению, к занятиям политикой, отношение к пище, спиртному,
наркотикам и
табаку, психологический темперамент, соционический тип, состояние
здоровья,
комплекс хронических болезней, климатические условия, факты из личной и
семейной жизненной истории и т.д.
В значительной степени концепт обусловлен
факторами
определённой этнокультуры. Так, с общечеловеческим понятием
<свобода>
соотносятся неодинаковые по своему интенсионалу русский, немецкий и
американский “одноимённые” концепты <свобода>, <.Freiheit> и <freedom>.
Но и в рамках одной этнической культуры (например, русской) концепт
<свобода> неодинаково переживается в разных семьях.
Пределы содержательного варьирования концепта
столь же
огромны, как беспредельно многообразие самой жизни. Но во всех своих
вариантах
концепт тем не менее ориентирован на понятие как свой инвариант.
Концепт — это своего рода бытовое понятие,
элемент
“наивной”, “народной”, очень изменчивой картины мира, тогда как понятие
есть
элемент относительно устойчивой научной картины мира. Отводя во
взаимоотношениях понятия и концепта центральную роль понятию как
абстракции
высшего порядка, на которую ориентированы вариации концепта, мы не
склонны
считать концепт своеобразным собранием разнородных ментальных
репрезентаций, в
число которых входят и понятие, суждения и пр. (ср. противоположную
точку
зрения: Попова, Стернин 1999: 3 и след.).
Но в принципе граница между понятием и
концептом не
имеет жёсткого характера. Здесь нежелательны “пограничные столбы”.
Термины понятие и концепт часто могут
взаимозаменяться, если нет особой необходимости
в их дифференциации. К тому же научная и “народная” картины мира
взаимопроницаемы.
Концепт и понятие представляют собой ментальные
и психофизиологические субстраты значения.
Именно они
служат формированию информативной стороны языкового знака, воплощаясь в
нём,
входя в его структуру как означаемое знака, сигнификат, семантема.
Семантема, в отличие от концепта и понятия, принадлежит
уже языку и может включать в свой состав, помимо концептуального ядра,
различные коннотации.
Проиллюстрируем уже сказанное цепочкой реалия → концепт / понятие → семантема
(означаемое знака). С актом
употребления языкового знака реалия (а точнее, класс реалий) становится
денотатом знака.
Языковые
значения — это,
образно
говоря вслед за Е.С. Кубряковой, связанные (или
“схваченные”) языковыми знаками элементы когнитивной
сферы (Кубрякова и др., 1976). Так,
концепт / понятие <стакан> связывается лексемой стакан.
В процессе “cхвачивания”
участвуют означающие знаков, их экспоненты (“тела знаков”). Благодаря
им
концепты / понятия и значения могут быть объективированы и передаваться
от
человека человеку в актах коммуникации. Универсум семантем того или
иного языка
образует языковую картину мира.
Картина мира может быть объективирована лишь
на
языковом уровне. Поэтому не стоит отождествлять концептуальную и
языковую
картины мира. По той же причине неправомерно также говорить, о
концептах
лексических, фразеологических, синтаксических или даже жестовых (!),
что, к
сожалению, нередко встречается в литературе. Концепты и понятия
принадлежат
ментальной сфере. Они ещё не знаки, и их некорректно классифицировать
по типам
экспонентов языковых знаков. Фактами языка являются не концепты и
понятия, а
значения языковых знаков, семантемы, служащие воплощению (embodiment) концептов.
Как показывает лингвистический опыт, с
помощью
концептуального анализа, т.е. благодаря обращению как к вербальному
контексту,
так и к знаниям говорящего о мире, к своему собственному опыту могут
уточняться
лексические значения. Образцы такого анализа мы находим в работах Анны
Вежбицкой (1987), Н.Д. Арутюновой (1988), И.М. Кобозевой (2000). А.
Вежбицкая
проводит этот анализ с учётом ряда измерений, обращаясь к семантическим
примитивам, семантическим прототипам, стереотипам поведения, сценариям
(скриптам), этнокультурному контексту, что делает её работы чрезвычайно
привлекательными для лингвиста. Но следует заметить, что концептуальный
анализ
— один из важнейших и далеко не новых инструментов работы с системой
понятий
философа или же представителя какой-то частной науки, поэтому не надо
преувеличивать роль когнитивной психологии в формировании этого
метода.. Она
лишь эксплицировала его методику.
Значение слова полнее раскрывается в связной
речи.
Так, концептуальную основу языкового значения ‘писать’ (‘to write’)
образует внеязыковая ситуация-прототип, составляющими которой являются
концепты, соотносимые с индивидуумом, который пишет, с инструментом,
которым он
пишет, с поверхностью, на которой осуществляется процесс писания, и с
продуктом
написания, т.е. той или иной конфигурацией следов на данной поверхности
(Филлмор 1983: 81). Предложение Я пишу письмо брату на листе белой
бумаги
гелиевой ручкой будет соотноситься с прототипной ситуацией, а
предложение Я
пишу пальцем в воздухе — нет.
Означаемым предложения как сложного языкового
знака
является не отдельный концепт, а конфигурация концептов (или семантем),
образуемая семантическим предикатом и связанными его посредством
семантическими
актантами (аргументами, термами). Эта базисная смысловая структура уже
традиционно моделируется пропозицией, внимание к ней позволило добиться
существенных успехов в синтаксической семантике и в исследованиях по
автоматической обработке текста. Пропозиция — это сложная, многочленная
когнитивная, ментальная структура, и подводить её под понятие концепта
нецелесообразно. Своеобразным аналогом пропозициональных моделей
являются
модели репрезентации смысла предложений, разработанные специалистами по
искусственному интеллекту Роджером Шенком (1980) и Грегом Скрэггом
(1983).
Пропозицию же не стоит считать одним из видов концепта.
Понятие и концепт образуют две стороны единой
сущности. Исследователь может в зависимости от поставленной цели делать
крен в
сторону формализованного подхода логики, опираясь на исчисление
классов, или же
делать крен в сторону более «либерального»,
ориентированного на повседневность
и наивность подхода психологии. Но это относится к выбору методики
исследования.
Адекватным же, полным может быть знание,
полученное
при обращении к интегрированному логико-психологическому подходу, а в
идеальном
случае — к интегрированному логико-психолого-лингвистическому подходу.
Сегодня
стало ясно, что язык действительно антропоцентричен, этноцентричен и
эгоцентричен. А языковед, при всём внимании к логике и психологии, ко
всей
совокупности когнитивных и коммуникативных наук, используя их данные,
должен
быть лингвоцентричным.
ЛИТЕРАТУРА
Арутюнова, Н.Д. 1988. Типы языковых
значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988.
Вежбицкая, Анна. Язык. Культура.
Познание. М., 1997.
Катц, Джеррольд. Семантическая теория
// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. Х. Лингвистическая семантика.
М., 1981.
С. 33—49.
Кобозева, И.М. Лингвистическая
семантика. М., 2000.
Кобозева, И.М. Интенциональный и
когнитивный аспекты смысла высказывания. Науч. доклад … доктора филол.
наук.
М., 2003.
Кубрякова, Е.С., Демьянков, В.З.,
Панкрац, Ю.Г., Лузина, Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.,
1996.
Павилёнис, Р.И. Проблема смысла:
Современный логико-философский анализ языка. М., 1983.
Попова, З.Д., Стернин, И.А. Понятие
“концепт” в лингвистических исследованиях. Воронеж, 1999.
Скрэг, Грег. Семантические сети как
модели памяти // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XII: Прикладная лингвистика. М., 1983. С.
228—271.
Степанов, Ю. С. Понятие // Большой
энциклопедический словарь: Языкознание. М, 1998. С. 383—385.
Сусов, И.П., Сусов, А.А. Понятие
vs.
концепт // Тверской лингвистический
меридиан. Вып. 4. Тверь, 2003. С. 3—10.
Филлмор, Чарлз. Основные проблемы
лексической семантики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XII: Прикладная лингвистика. М., 1983. С.
74—122.
Шенк, Роджер. Обработка концептуальной
информации. М., 1980.
Floridi,
L. (Ed.), Blackwell Guide to the Philosophy of Computing and
Information
Oxford;
Fodor, J. The
Language of Thought.
Fodor,
Rosch,
E. Natural Categories // Cognitive Psychology. Vol. 4. 1973. P.
328—350.
Труды
Антона Сусова