Владимир
Ильич КАРАСИК
ã В. И. Карасик,
2006
Волгоградский
государственный педагогический университет
О
КАТЕГОРИЯХ ДИСКУРСА
Лингвистика
текста активно развивается в нескольких направлениях в соответствии с
основными
научными парадигмами современного языкознания. Выделяются структурный,
коммуникативный и лингвокультурологический подходы к исследованию
текста, его
характеристик и категорий. Лингвисты подошли к осмыслению текста с
нескольких
сторон.
С позиций
грамматики возникла необходимость систематизировать знания о
структурах,
выходящих за рамки предложения и высказывания. Изучение проблем
сложного
синтаксического целого, сверхфразовых единств, макросинтаксиса привело
к
возникновению грамматики текста. В рамках данного подхода споры ведутся
о
понимании текста как явления языка либо речи: иначе говоря, можно ли
выделить в
тексте строевые элементы, соответствующие структурным единицам в
уровневой
модели языка. Этот подход приобретает значительно бóльшую
объяснительную силу с
учетом функциональных характеристик языковых единиц.
С позиций
стилистики потребовалось обобщить большой теоретический материал,
касающийся
прежде всего функциональных стилей и интерпретации текста. Основные
положения,
к которым можно свести теоретическую базу стилистики текста, состоят,
по-видимому, в следующем: 1) текст есть результат, а не процесс речи и
обычно
зафиксирован в письменной форме, 2) текст - это интенциональное
произведение
автора, обращенное к адресату, 3) существуют различные типы и жанры
текстов, 4)
существуют фундаментальные характеристики, свойственные всем текстам, -
текстовые категории. Исследование текстовых категорий привело к
возникновению
лингвистики текста как особой области языкознания. Можно посетовать,
что весьма
удобное для данной дисциплины наименование "текстология" (ср.:
"лексикология", "морфология", "фонология") уже
давно используется в литературоведении для обозначения области знаний,
связанных
с установлением точного текста литературных произведений (история
создания
текста, его атрибуция, датировка и т.д.).
Для лингвистики
текста (в отличие от стилистики текста) существенным является вопрос о
тексте
как процессе, и здесь структурная модель описания текста как
самодостаточного
герметичного образования становится недостаточной, возникает
необходимость
учета обстоятельств общения и характеристик коммуникантов, т.е.
требуется
переход к коммуникативной модели представления текста. Такой переход
осуществляется в следующих направлениях: 1) осваиваются результаты
исследований, так или иначе связанных с целым текстом, в прагма-,
психо- и
социолингвистике, риторике, литературоведении, когнитологии, 2)
концептуально и
терминологически противопоставляются текст, погруженный в ситуацию
реального
общения, т.е. дискурс, и текст вне такой ситуации, 3) на первый план
выходят
вопросы, связанные с порождением и пониманием текста, с диалогической
природой
общения, 4) исследуются не идеальные, правильно построенные тексты, а
текстовые
стратегии в их разнообразных реализациях.
Еще более
широкий круг вопросов, затрагивающих сущность текста как феномена
человеческой
культуры, рассматривается при лингвокультурологическом исследовании
текста.
Такой подход направлен на освещение особенностей менталитета народа,
обусловленных его историей и отраженных в языке, прецедентных текстах
(по
Ю.Н.Караулову), концептосфере (Д.С.Лихачев), культурных концептах
(Ю.С.Степанов).
На наш взгляд, важнейшей характеристикой дискурса как феномена культуры
являются его ценностные признаки. В коллективном сознании языковых
личностей
существует неписаный кодекс поведения, в котором при помощи специальных
приемов
изучения могут быть выделены ценностные доминанты соответствующей
культуры, как
в этическом и утилитарном, так и в эстетическом планах (например,
языковой
вкус). Если понимать функцию объекта как его место в системе более
высокого
объекта (по Э.Бенвенисту), то функциональной характеристикой языка
является его
место в культуре. Соответственно, интертекстуальные соотношения целого
текста
(либо его автономных фрагментов) являются предметом изучения
лингвокультурологии.
Отсюда, в частности, важность изучения вторичных текстов, аллюзий,
типов
дискурса.
В данной работе
категории дискурса выделяются и обосновываются с позиций
коммуникативного
языкознания с учетом достижений как структурно-функциональной, так и
культурологической лингвистики. Следует отметить, что различные подходы
к изучению
языка являются не взаимоисключающими, а взаимодополняющими. При этом мы
имеем в
виду принцип неопределенности (по В.Гейзенбергу): если при описании
одного и
того же явления мы будем стремиться к максимально точной фиксации одних
характеристик, то тем неопределеннее становятся другие характеристики,
дополнительно связанные с первыми. Например, если при моделировании
лексической
микросистемы мы стремимся предельно полно описать семантические типы
единиц, то
синтаксические характеристики этих единиц неизбежно будут размыты,
семантические типы единиц лишь частично совпадут с синтаксическими
типами этих
же единиц, и наоборот, если нашей целью является установление
синтаксических
типов внутри лексической микросистемы, то семантические характеристики
соответствующих
классов слов будут нечеткими и разнородными.
Коммуникативный
подход к изучению текста базируется на анализе коммуникативных
обстоятельств
как важнейшего смыслообразующего компонента текста. Для изучения
ситуации
общения необходимо выделить и обосновать категории прагмалингвистики.
Основываясь на различных концепциях прагмалингвистики и
социолингвистики (Белл
1980; Гак 1998; 1986; Сусов 1980, 1983, 1986; Hymes
1977 и др.), мы выделяем такие категории: 1) участников общения
(статусно-ролевые
и ситуативно-коммуникативные характеристики), 2) условий общения
(пресуппозиции,
сфера общения, хронотоп, коммуникативная среда), 3) организации общения
(мотивы, цели и стратегии, развертывание и членение, контроль общения и
вариативность коммуникативных средств), 4) способов общения (канал и
режим,
тональность, стиль и жанр общения). С точки зрения статусно-ролевых
характеристик участников общения, например, принципиально важно
противопоставить личностно-ориентированное и статусно-ориентированное
общение и
вытекающие отсюда типы личностного и институционального дискурса.
Принимая во
внимание внешне- и внутритекстовые характеристики речи, мы предлагаем
следующую
классификацию категорий дискурса: 1) конститутивные, позволяющие
отличить текст
от нетекста (относительная оформленность, тематическое, стилистическое
и
структурное единство и относительная смысловая завершенность); 2)
жанрово-стилистические, характеризующие тексты в плане их соответствия
функциональным разновидностям речи (стилевая принадлежность, жанровый
канон,
клишированность, степень амплификации / компрессии); 3) содержательные
(семантико-прагматические),
раскрывающие смысл текста (адресативность, образ автора,
информативность,
модальность, интерпретируемость, интертекстуальная ориентация); 4)
формально-структурные, характеризующие способ организации текста
(композиция,
членимость, когезия). Каждая из названных является рубрикой для более
частных
категорий, например, интерпретируемость, проявляющаяся как точность,
ясность,
глубина, экспликативность/ импликативность). Психолингвистический
подход к
дискурсу выдвигает на первый план проблемы порождения и восприятия
текста,
стадии и способы перекодирования информации, типы текстовой (и, шире,
коммуникативной)
компетенции, речевых ошибок и т.д.
Конститутивные
категории дискурса вытекают из теории коммуникативных постулатов, т.е.
принципов успешного общения. Если общение осуществляется нормально, в
соответствии с мотивами и интенциями его участников, с правилами
общения в
данном социуме, то эти характеристики дискурса остаются незамеченными.
Они
осознаются только в случае коммуникативного сбоя. В составе этих
категорий
выделяется прежде всего относительная оформленность - наличие сигнала
со
стороны говорящего и готовность воспринять этот сигнал со стороны
слушающего.
Здесь следует отметить, что человек, исходящий из коммуникативного
постулата рациональности
мира, пытается найти разумное объяснение отсутствию сигнала в общении:
например, получив письмо в виде чистого листа бумаги, я подумаю, что
скорее
всего мой корреспондент по рассеянности вложил в конверт этот белый
лист.
Сталкиваясь в тексте с купюрами и отточиями, либо с зачеркнутыми
вариантами
текстовых фрагментов, я как читатель буду считать на основании своего
опыта,
что автор намеренно убрал текст для того, чтобы я попробовал догадаться
о
некоторой скрытой информации. Великолепный пример такого "нетекста"
можно найти в "Жалобной книге" А.П.Чехова. Нарушение текстовой
оформленности может иметь место в случае намеренного внешнего
кодирования
текста (переключение на другой язык, арго, технолект). Сюда же
относится
проблема фатического общения, целью которого является установление,
поддержание
и завершение контакта. Фатическая оформленность дискурса - категория
многомерная,
лишь отчасти относящаяся к его конститутивным характеристикам.
Выделение жанров
фатического общения (В.В.Дементьев) свидетельствует о высокой
информативной
насыщенности этого типа дискурса (даже в его прототипном виде "small
talk").
Тематическое,
стилистическое и структурное единство дискурса является его
конститутивным
признаком, который осознается в случае дезинтеграции текста. Ведущим
признаком
в этой триаде мы считаем стилистический, поскольку именно с помощью
этого
признака некоторый текст может встраиваться в наш коммуникативный опыт
и
оцениваться как текст либо "нетекст". Существуют особые жанры, в
рамках которых говорить о тематическом и структурном единстве текста
можно с
известными допущениями (например, поток сознания, модернистская
лирика).
Показателен полиптих Льва Рубинштейна, строящего текст в виде
каталожных
карточек: 1. Ну что я вам могу сказать? 2. Он что-то знает, но молчит.
3. Не
знаю, может, ты и прав. 4. Он и полезней, и вкусней. 5. У первого
вагона в
семь. 6. Там дальше про ученика. 7. Пойдемте. Я как раз туда. 8. Ну
что, решили
что нибудь? ("Появление героя"). Несмотря на тематическое
рассогласование этот текстовый фрагмент представляет собой
стилистическое и
структурное единство, выхваченные из реальной современной речи фразы в
сетке
четырехстопного ямба создают впечатление хора, гула времени,
независимой жизни
языка как корпуса текстов.
Относительная
смысловая завершенность позволяет выделить текст в некотором
сверхтексте. Этот
признак связан со стилистическим и тематическим единством текста, с
одной
стороны, и формальной завершенностью, с другой стороны. Следует
отметить, что в
соответствии с принципом контекстуализации любой текстовый фрагмент
стремится к
самодостаточности. Поэтому криминалисты, специалисты в области
психопатологии и
интерпретаторы художественных текстов могут рассматривать недописанное
письмо
или магнитофонную запись речи человека, находящегося в состоянии
аффекта, как
текст. Гораздо легче провести границу между текстом и нетекстом,
основываясь на
формальной правильности составных частей текста. В рамках грамматики
текста
продуктивным оказывается противопоставление высказывания, построенного
в
соответствии с нормами литературной либо разговорной речи, и
"изглашения" (М.Я.Блох), нарушающего такие нормы. Изглашение
допускает любую интерпретацию и представляет собой нечто промежуточное
между
нечленораздельным бормотанием, криком, произвольным набором слов,
бессмысленных
обрывков фраз (это может быть записано как на магнитном носителе, так и
на
бумаге, но остается изглашением).
Мы можем
сказать, что перед нами нетекст, если это речевое произведение не
поддается
интерпретации, поскольку оно не оформлено, не воспринимается как
целостное
образование и не выделяется из более крупного сверхтекстового массива.
Жанрово-стилистические
категории дискурса позволяют адресату отнести тот или иной текст к
определенной
сфере общения на основании сложившихся представлений о нормах и
правилах
общения, об условиях уместности, о типах коммуникативного поведения.
Это
ориентирующие, а не смыслораскрывающие категории. Центральным моментом
для
обсуждения сущности этих категорий является тип коммуникативной
ситуации. С
позиций отношений между участниками коммуникации наиболее существенным
критерием является, на наш взгляд, дистанция, противопоставление
личностно-ориентированного
и статусно-ориентированного общения. Мы говорим о
личностно-ориентированном общении,
если нам хорошо известен собеседник, если мы стремимся не только
передать
некоторую информацию или оказать определенное воздействие на него, но и
раскрыть
свою душу и попытаться понять внутренний мир адресата. Адресат в таком
общении
интересует нас во всей полноте своих характеристик. В случае
статусно-ориентированного общения коммуниканты реализуют себя только в
ограниченном
наборе ролевых характеристик, выступая в качестве представителей
определенных
групп людей (начальник и подчиненный, клиент, пациент, пассажир,
прихожанин,
ученик и т.д.). Эти ролевые характеристики, разумеется, неоднородны:
роль
учителя, например, значительно объемнее роли пациента. Отметим, что
вряд ли
существуют "чистые" статусные и личностные виды общения. Вместе с тем
практика общения свидетельствует о коммуникативной доминанте, именно
поэтому
продавец в магазине будет скорее всего удивлен, если покупатель будет
задавать
ему вопросы о смысле жизни. Вероятно, более точным будет понимание
коммуникативной дистанции как определенной шкалы между предельно
личностно-ориентированным и предельно статусно-ориентированным
общением, например,
это разговор по душам или лирическое стихотворение, с одной стороны, и
прохождение
таможенного контроля, с другой стороны.
Следующий
критерий - самовыражение говорящего - позволяет противопоставить
художественно-ориентированное и обиходно-ориентированное общение. В
первом
случае мотивом общения является потребность раскрыть себя: "И, если
подлинно поется / И полной грудью, наконец, / Все исчезает - остается /
Пространство, звезды и певец!" (О.Мандельштам). Дифференциация
художественно-ориентированного общения может проходить по различным
признакам:
это языковая игра, различные виды игрового поведения, включая игру в
театре,
художественная речь, художественная литература во всем многообразии ее
жанров.
Художественно-ориентированное общение в значительной мере пересекается
с
личностно-ориентированным общением, поскольку в творчестве происходит
наибольшее
самораскрытие личности. Мы солидарны с В.Г.Борботько (1998),
противопоставляющим дискурсивную и рекурсивную организацию речи, т.е.
творческую
речь и стандартное использование языка. Обиходно-ориентированное
общение
направлено на удовлетворение практических потребностей говорящего, оно,
представляя собой разновидность действия, перформативно по своей
сущности и
поэтому стремится к наиболее экономному - стандартному (и в
значительной
степени клишированному) - выражению. Этот вид речевой коммуникации
является
дополнением к жесту, невербальному действию, и в данном случае нельзя
не согласиться
с теми лингвистами, которые считают, что вербальная коммуникация играет
вторичную роль в общении (И.Н.Горелов). На наш взгляд, обиходное,
бытовое
общение содержит в себе все потенциальные разновидности
статусно-ориентированного
(институционального) общения. Эти разновидности выделяются в
соответствии со
сложившимися общественными институтами в том или ином социуме в
определенный период
(суд, армия, учебное заведение и т.д.). Для определения типа
институционального
дискурса необходимо учитывать статусно-ролевые характеристики
участников
общения (учитель - ученик, врач - пациент, офицер - солдат), цель
общения
(педагогический дискурс - социализация нового члена общества,
политический
дискурс - сохранение или перераспределение власти), прототипное место
общения
(храм, школа, стадион, тюрьма и др.). Таким образом, в качестве
следующего
критерия для выделения жанрово-стилистических разновидностей дискурса
может
быть система общественных институтов социума.
Участники
личностного дискурса выступают во всей полноте своих качеств в отличие
от
участников институционального дискурса, системообразующим признаком
которого
является статусная, представительская функция человека.
Институциональный
дискурс есть специализированная клишированная разновидность общения
между
людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в
соответствии с
нормами данного социума. Весьма часто личностное общение сводится к
бытовому,
но возможно общение между хорошо знающими друг друга людьми и на
небытовом,
бытийном уровне. Любое общение носит многомерный, партитурный характер,
и
поэтому выделение типов общения в конкретном речевом действии
представляет
собой условность и проводится с исследовательской целью. Полное
устранение
личностного начала в институциональном общении превращает участников
такого
общения в манекенов. Не случайно нормы общения слуг и хозяев во многих
сообществах требовали от слуг бесстрастного выражения лица. Аналогичное
значение имеет светская улыбка на официальном приеме или
сосредоточенный
серьезный вид на производственном совещании.
Институциональность
носит градуальный характер. Ядром институционального дискурса является
общение
базовой пары статусно неравных участников коммуникации - учителя и
ученика,
священника и прихожанина, следователя и подследственного, врача и
пациента.
Наряду с этим типом общения выделяется также общение учителей, а также
учеников
между собой. На периферии институционального общения находится контакт
представителя института с человеком, не относящимся к этому институту.
Таким
образом, устанавливается следующая иерархия участников
институционального
дискурса: агент - клиент - маргинал.
Представляется
возможным выделить применительно к современному социуму политический,
административный, юридический, военный, педагогический, религиозный,
мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный и
массово-информационный виды институционального дискурса. Разумеется,
приведенный список может быть дополнен либо видоизменен. Важно отметить
то
обстоятельство, что институциональный дискурс исторически изменчив (в
современной России вряд ли можно установить охотничий дискурс).
Нормы институционального
дискурса отражают этнические ценности социума в целом и ценности
определенной
общественной группы, образующей институт.
Говоря о
жанрово-стилистической категоризации дискурса, нельзя обойти вопрос о
функциональном стиле. В лингвистической литературе функциональные стили
рассматриваются как производные от функций языка (общение, сообщение и
воздействие, по В.В.Виноградову, и соответственно, выделяются
обиходно-бытовой,
обиходно-деловой, официально-документальный, научный,
художественно-беллетристический
и публицистический стили), как производные от сферы употребления языка
с учетом
экстралингвистических форм общественной деятельности (в нашем понимании
- это
общественные институты), от формы проявления языка (устной или
письменной), от
вида речи (монологической или диалогической), от способа общения
(массового или
индивидуального), а также тона, или регистра, речи (высокий,
нейтральный,
сниженный) (А.Н.Мороховский, 1991, с.238), как производные от трех
базовых
дифференциальных признаков - эмоциональность / неэмоциональность,
спонтанность
/ неспонтанность, нормативность / ненормативность (К.А.Долинин, 1987,
с.109-110). Известна радикальная позиция Ю.М.Скребнева (1994, с.15),
который считал,
что стиль представляет собой характеристику подъязыка, выделяемого
исследователем в соответствии с целями исследования, и поэтому
количество
стилей может быть бесконечным - от стиля Ч.Диккенса до стиля кулинарных
рецептов. На наш взгляд, продуктивным для понимания сущности
функционального
стиля может быть жанровый канон, т.е. стереотип порождения и восприятия
речи в
специфических повторяющихся обстоятельствах. В этом смысле дискурс
представляет
собой прототип, гештальт, когнитивное образование, сопоставимое с
когнитивными
образованиями, репрезентирующими предметы, события, качества и т.д.
Термин
"функциональный стиль" относится, на наш взгляд, к числу наименее
удачных терминов в лингвистике, и поэтому, основываясь на критерии
жанрового
канона дискурса, мы предлагаем новое обозначение для обсуждаемого
понятия - формат
дискурса. Под форматом дискурса понимается разновидность дискурса,
выделяемая
на основе коммуникативной дистанции, степени самовыражения говорящего,
сложившихся социальных институтов, регистра общения и клишированных
языковых
средств. Формат дискурса представляет собой конкретизацию типа
дискурса,
количество этих форматов является достаточно большим, но измеримым.
Формат
дискурса в свою очередь конкретизируется жанрами речи, которые
выделяются на
индуктивной основе.
К числу
жанрово-стилистических категорий дискурса относится, на наш взгляд,
категория
развернутости и свернутости текста (амплификация / компрессия).
Участники
общения владеют обобщенными сценариями речевых жанров и могут
разворачивать
диалог в пределах того или иного жанра в соответствии с
обстоятельствами
общения. Это удобнее проиллюстрировать на примере простых речевых
актов,
например, просьба может состоять из трех типовых ходов - главного,
вспомогательного и нейтрального, т.е. начала разговора, обращения,
просьбы о
просьбе ("Я хотел бы обратиться к тебе с просьбой"), мотивировки,
обещаний, собственно просьбы, а также не относящихся к просьбе ходов.
Чем
короче коммуникативная дистанция, тем меньше вспомогательных
компонентов будет
использоваться. Но именно вспомогательные и нейтральные ходы
представляют наибольший
интерес для исследователя, стремящегося установить релевантные для
речевого
жанра параметры общения, а также этно- и социокультурную специфику
этого жанра.
Чрезмерная развернутость конкретного речевого действия на фоне
прототипного речевого
жанра свидетельствует о возможных дополнительных целях этого
поведенческого
акта (просьба + лесть + ирония + прямые и косвенные намеки + игра и
т.д.).
Чрезмерная свернутость такого же речевого действия также приобретает
знаковый характер
и сигнализирует либо о чрезвычайных обстоятельствах (просьба о помощи),
либо о
трансформации данного речевого акта в другой акт (просьба переходит в
приказ).
Аналогичным образом организованы и вторичные речевые жанры, так,
например,
отзыв официального оппонента о диссертации, написанный на 20 страницах,
будет,
вероятно, воспринят как экстравагантный способ изложить свою концепцию,
показать свою эрудицию, и поэтому трансформируется в другой жанр.
Известны
также анекдотичные сжатия определенных текстовых жанров (Заголовок
"История мидян". Текст: "Начало истории мидян. История мидян
темна и непонятна. Конец истории мидян").
Содержательные
(семантико-прагматические) категории дискурса являются предметом
оживленной
дискуссии в лингвистической литературе (И.Р.Гальперин, 1981;
Н.Н.Трошина, 1982;
Л.А.Черняховская, 1983; З.Я.Тураева, 1986; М.Л.Макаров, 1990;
Н.Л.Мышкина,
1991; О.П.Воробьева, 1993 и др.). Основные две линии в понимании
категорий
текста (и дискурса) состоят в том, что отправным пунктом в
моделировании этих
категорий может выступать текст как таковой либо текст в ситуации
общения. В
первом случае базовой категорией закономерно признается информативность
текста
в ее трех ипостасях, по И.Р.Гальперину: содержательно-фактуальная,
содержательно-концептуальная и содержательно-подтекстовая информация. В
рамках
этого же подхода в качестве основной категории текста может
рассматриваться его
смысловая целостность (цельность, интегративность). Во втором случае с
учетом
диалогичности общения важнейшей текстовой категорией признается
адресованность,
фактор адресата. Эта позиция четко выражена М.Л.Макаровым (1990),
который
противопоставляет в тексте основную пропозицию (тему текста) и основную
иллокуцию (идею, смысл текста). Существенным является выделение общих и
частных
категорий текста, особенность первых состоит в том, что они свойственны
всем
типам текстов, а специфика вторых - в том, что они могут быть
обнаружены лишь в
определенных типах текста (О.П.Воробьева, 1993). В самом деле,
направленность
на адресата устанавливается как в лирическом стихотворении, так и в
инструкции
для покупателя, прилагаемой к товару, но подтекст в инструкции вряд ли
может
быть актуализован. Следует отметить, что содержательные категории
текста во
многих работах исследователей явно или неявно сориентированы на
художественный
текст как текстовый прототип. О.Розеншток-Хюсси (1994, с.76) не
случайно
устанавливает терминологическую пирамиду: диалог как обращение к
слушателям,
монолог как мышление вслух и плеолог как обращенность к читателям, как
речь,
которая адресована более чем одной аудитории, чтобы будущее удержало
это в
вечном пользовании, плеолог - прототип литературы. Именно поэтому мы
считаем
целесообразным при выделении категорий дискурса вначале
сориентироваться на тип
социальной дистанции в диалоге и соответственно на тип дискурса, а
затем - на
формат и жанр текста.
Основные две
линии в моделировании категорий текста соответствуют, с одной стороны,
герменевтической традиции интерпретации текста как самодостаточного
явления,
например, в границах стилистики декодирования, и экзегезе как
толкованию текста
с учетом внешних факторов его появления, как изучению "жизни текста",
и, с другой стороны", противопоставлению понятности (понимаемости) и
понимания текста (ср.: comprehensability - comprehension, Verst¬ndigkeit -
Verstehen в работах Р.Водак). Изучение дискурса, разумеется,
предполагает выбор
второй линии моделирования текстовых категорий.
К числу
содержательных категорий дискурса относится интерпретируемость текста.
Эта
категория является, на наш взгляд, уточнением адресованности текста и
проявляется в более частных категориях точности, ясности, глубины и
экспликативности / импликативности текста. Особенность названных
категорий
дискурса заключается в том, что они в значительной мере меняют свои
сущностные
характеристики в зависимости от формата текста. Так, например, точность
научного текста заключается в развертывании и уточнении характеристик
понятия,
точность делового текста - в строгом следовании жанровому канону
(Е.В.Ковшикова, 1997), точность художественного текста - в динамике
образных
ассоциаций (Е.В.Тряпицына, 1998). Коммуникативная ясность - это
совпадение интенции
автора и интерпретации адресата применительно к определенному тексту.
Применительно
к бытовому личностному общению ясность текста обеспечивается общностью
тезаурусов участников коммуникации, ситуативной наглядностью (такое
общение
остенсивно по своей сути) и возможностью немедленной проверки
адекватности
понимания. В деловом общении ясность дискурса достигается благодаря
клишированным
(трафаретным) средствам общения, а также прецедентным юридическим и
специальным
(производственным, коммерческим, дипломатическим и др.) текстам
(Л.Н.Глазко,
1996). Исследования Р.Водак (1997, с.68-69) убедительно доказывают, что
формулировки как юридических документов, так и политических заявлений,
предназначенных для широкой публики, понятны очень узкому кругу людей,
при этом
парафраза повышает степень ясности этих текстов только для тех людей,
которые
поняли текст сначала и без парафразы. Чрезвычайно интересным является
вопрос о
ясности текста применительно к религиозному (и мистическому) дискурсу:
при
достижении особого эмоционального состояния прозрения участники общения
приобретают
ощущение полного понимания внутреннего мира друг друга. Впрочем, может
ли быть
такое общение предметом изучения для лингвиста? Ясность художественного
текста
по своей сути фасцинативна: если текст оказывает на читателя или
слушателя
эмоциональное воздействие, если повторное восприятие этого же текста
доставляет
большее удовольствие, чем первое чтение, то интенция автора
реализовалась
успешно. Разумеется, возможны ситуации, когда читатели находят свой
особый
смысл в тех идеях и текстовых формах дискурса, которые для автора не
играли
никакой роли. Ясность научного текста определяется четкостью
понятийно-терминологического аппарата, логичностью изложения,
иллюстративным
материалом и простым и строгим литературным языком. Мы говорим о
глубине
текста, имея в виду возможную неоднозначность интерпретации смысла.
Глубина
дискурса определяется необходимым количеством объяснительных
трансформаций для
однозначной интерпретации текста, это операциональная категория.
Глубина текста
легче всего иллюстрируется методом “от противного”: есть обстоятельства
общения, не требующие того, чтобы над сообщением следовало бы
задуматься, и
есть обстоятельства, заставляющие внимательно проанализировать смысл
прочитанного или услышанного. Прототипным глубоким текстом является
универсальное автосемантичное высказывание - сентенция, афоризм,
пословица.
Например, “Если не я для себя, кто за меня? Но если я только для себя -
что я?
И если не теперь, то когда?” (Гиллель). Этот религиозно-этический
постулат может
быть прокомментирован в виде трех интерпретативных ходов: 1) Ошибается
тот, кто
считает, что от человека ничего не зависит; судьба человека - в его
руках, и
нужно действовать; 2) Ошибается тот, кто действует только в собственных
интересах; замкнувшись на самом себе, превращаешься в ничто, 3) Нельзя
терять
время, откладывая на потом главное и необходимое, поскольку жизнь
коротка, и
можно опоздать. Глубоким может быть не только философский трактат, но и
обыденное замечание, например, парадоксальная фраза в диалоге: “Не
торопись, а
то успеешь”. За этой фразой стоит принцип жизни человека, не желающего
погрязнуть
в суете. Глубина текста является сигналом для адресата: нужно перейти к
внимательному осмыслению сообщаемого. Импликативность, т.е. наличие
косвенно
выраженного смысла, проявляется в обиходной речи как намек, в
художественном
тексте как подтекст, в деловом общении как саморепрезентация. В
политическом
дискурсе особый интерес представляют случаи дезавуирования, т.е.
признания
некоторых сделанных заявлений и сообщений либо не соответствующими
действительности, либо отражающими личное мнение чиновника,
находящегося на
государственной или партийной службе и поэтому, как предполагается,
имеющего
право говорить только то, что санкционировано руководством.
Формально-структурные
категории текста достаточно детально изучены (см. работы
И.Р.Гальперина,
О.П.Воробьевой, Н.Н.Трошиной и др.). Отметим, что эти категории
позволяют
установить содержательные характеристики текста, будучи неразрывно
связанными с
семантико-прагматическими и жанрово-стилистическими категориями.
Например,
формальная связность текста (когезия) соотносится с содержательной
связностью
(когерентностью), выступающей в качестве уточнения категорий
информативности и
целостности текста. Важно подчеркнуть то обстоятельство, что категории
дискурса
представляют собой аспекты изучения весьма сложного явления,
определенный угол
зрения, под которым можно рассматривать текст в ситуации. В данной
работе
предложен социолингвистический подход к изучению дискурса, в рамках
этого
подхода выделяются три типа категорий - тип дискурса, формат текста и
жанр речи
как базовые характеристики текста в коммуникативной ситуации.
Литература
Белл Р.
Социолингвистика. Цели, методы, проблемы. М., 1980.
Борботько,
В.Г. Общая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения):
Автореф.
дисс. ... доктора филол. наук. Краснодар, 1998.
Виноградов,
В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.
Водак, Р.
Язык. Дискурс. Политика. Волгоград, 1997.
Воробьева,
О.П. Текстовые категории и фактор адресата. Киев, 1993.
Гак, В.Г.
Языковые преобразования. М., 1998.
Гальперин,
И.Р. Текст как предмет лингвистического исследования. М., 1981.
Глазко,
Л.Н. Лингвистические аспекты изучения официальных документов //
Языковая
личность: культурные концепты. Волгоград;- Архангельск, 1996.
Дементьев,
В.В. Жанры фатического общения // Дом бытия. Вып. 2: Язык – мир –
человек.
Саратов, 1995.
Долинин,
К.А. Стилистика французского языка. М., 1987.
Ковшикова,
Е.В. Категория коммуникативной точности (на материале текстов деловых
писем):
Автореф. дисс. ...канд. филол. наук. Волгоград, 1997.
Макаров,
М.Л. Коммуникативная структура текста. Тверь, 1990.
Мороховский,
А.Н. Стилистическая дифференциация
современного английского языка // Мороховский А.Н., Воробьева О.П.,
Лихошерст
Н.И., Тимошенко З.В. Стилистика английского языка. Киев, 1991.
Мышкина,
Н.Л. Динамико-системное исследование смысла текста. Красноярск, 1991.
Розеншток-Хюсси,
О. Речь и действительность. М., 1994.
Серль, Дж.
Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике.
Вып.17:
Теория речевых актов. М., 1986.
Скребнев,
Ю.М. Основы стилистики английского языка. М., 1994.
Сусов И.П.
Семантика и прагматика предложения. Калинин, 1980.
Сусов,
И.П. К предмету прагмалингвистики // Содержательные аспекты предложения
и
текста. Калинин, 1983.
Сусов,
И.П. Прагматическая структура высказывания // Языковое общение и его
единицы.
Калинин, 1986.
Трошина
Н.Н. О семантико-синтаксическом аспекте цельности (когерентности)
художественного
текста // Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. М.,
1982.
Тряпицына,
Е.В. Образная точность текста // Языковая личность:
социолингвистические и
эмотивные аспекты. Волгоград, 1998.
Тураева,
З.Я. Лингвистика текста (текст: структура и семантика). М., 1986.
Черняховская,
Л.А. Смысловая структура текста и ее единицы // Вопросы языкознания.
1983. № 6.
___________________________________________________________________________
Начальная
страниц
Содержание
сайта
Юбилейные
страницы