Из трудов Ивана Павловича Сусова

И. П. Сусов (Калининский госуниверситет)

ЛИНГВИСТИКА МЕЖДУ ДВУМЯ БЕРЕГАМИ

Многие представители языковедческой науки, начиная с середины 19 в., в качестве образца для ее построения принимали и принимают те или иные естественнонаучные дисциплины (биологию, физику) или дисциплины логико-математического цикла, полагая, что внедрение в лингвистику естественнонаучного или логико-математического подхода позволяет сделать ее наукой точной, объективной, свободной от интуитивных догадок, располагающей строгими доказательствами принимаемых в ней положений и воспроизводимостью результатов.

Ориентацией на точное знание лингвистика обязана возникновением и плодотворным развитем сравнительно-исторической грамматики, экспериментальной фонетики, внутренней реконструкции, глоттохронологии, фонологии, морфонологии, структурной типологии, грамматики зависимостей, трансформационной грамматики, вычислительной лингвистики и т. п., как бы ни относиться лично к характеру достижений в этих областях описания и моделирования языковых систем.

Особенно заметна такая ориентация в дисциплинах, формирующихся и развивающихся в рамках системно-структурной лингвистики. Здесь господствует таксономический подход, который предполагает мысленное анатомирование языка, изъятого из среды функционирования, т. е. отвлеченного от общественной практики, расчленение целого на отдельные компоненты с последующей их инвентаризацией и объединением в классы на основе общих признаков, интегрирование в конечном итоге отдельных элементов и их классов в единое целое. Но это целое еще не есть реальный язык, пригодный для использования в коммуникативной деятельности людей.

Системно-структурное языкознание с самого начала строилось в соответствии с принципом редукционизма. Наглядно это выступает в концепции Ф. де Соссюра, вычленившего шаг за шагом из широкой области знания ту, которая как можно меньше связана с внешними факторами и ближе отвечает познанию языка «в самом себе и для себя». Выстраивается цепочка следующего рода: психология — социальная психология — семиология — лингвистика — внутренняя лингвистика — лингвистика языка — синхроническая лингвистика. Для лингвиста мало существенными или вовсе не­существенными оказываются соответственно диахроническая лин­гвистика, лингвистика речи, внешняя лингвистика.

Редукционизм системно-структурного языкознания требует не только отвлечения от человека как субъекта языкового общения, но и от человека — исследователя языка. Иначе говоря, человеческий феномен язык и человеческий феномен наука о языке (как и наука вообще) переносятся в сферу «чистого» знания, знания «в самом себе и для себя».

Вот почему позицию представителей системно-структурного языкознания можно охарактеризовать как сциентистскую, т. е. как исходящую из представления об абсолютной ценности и самодостаточности знания. Но противопоставлять этой позиции антисциентизм, ставящий вообще под сомнение возможности и человеческую сущность науки, исключающий ее из числа продуктов и орудий культуры, нет необходимости.

Естественнонаучную, сциентистскую ориентацию лингвистики можно соотнести с ориентацией гуманитарной, человековедческой или, чтобы подчеркнуть творческий аспект, культуроведческой, при условии, что под культурой понимается способ человеческой жизнедеятельности с характеризующими его социальными нормами, установлениями, ценностями, материальными и духовными продуктами.

Коммуникативно-прагматическое языкознание с его ориентацией на человеческий фактор (человек как субъект языкового общения, творец языка и его «пользователь») в мировоззренческо-методологическом плане неизбежно оказывается частью гуманитаристики или культуроведения. А эта сфера общественного сознания предполагает не столько познание (ради производства знания), сколько постижение (ради понимания).

Знание может быть отвлечено от субъекта, получившего его в качестве продукта своей познавательной деятельности, от способа и методов его производства, условий, в которых оно добывалось. Знание, как правило, деперсонализируется. Более того, оно может храниться вне человека (библиотеки, память ЭВМ и т. п.).

Понимание сугубо субъективно, оно не может быть представлено отвлеченно от субъекта понимания, вырвано из определенного личностного и культурного контекста. Оно есть процесс и результат процесса, предполагая опору и на знания, и на интуицию, на анализ объекта и на его непосредственное, прямое постижение. Вот почему так трудно формализовать или даже просто строго упорядочить результаты деятельности лингвиста в таких, например, областях, как лингвистическая семантика и особенно прагматика, стилистика, лингвистика текста, теория перевода, этнолингвистика, социолингвистика, анализ дискурса, конверсационный анализ и т. д. То же можно сказать об общей филологии, риторике, герменевтике,
теории массовой коммуникации, текстоведении, литературоведении, эстетике, этике, этнографии, культурной антропологии и т. п., о культуроведении в целом.

Таким образом, естествоведение и гуманитаристика в известной мере полярны. У них разные идеалы истины. В языкознании эта полярность обнаруживает себя в различиях между системно-структурной и коммуникативно-прагматической парадигмами. Для представителей последней существенно рассмотрение языка в контексте общественной практики, человеческой материальной и духовной деятельности с ее субъектом и объектом, целями и мотивами, планами и стратегиями, условиями и способами.

И вместе с тем противоречие между естествоведческим и человековедческим, сциентистским и культурологическим рассмотрением языка не абсолютно. Сциентизм может наблюдаться и в самом культуроведении, например в виде так называемой структурной антропологии, которая объявила основой человеческой культуры язык и пыталась трактовать ее строение в терминах структурной лингвистики. В этом направлении культуроведения, представленном в работах лингвиста Э. Сепира, антрополога К- Леви-Строса и др., культура в общем-то рассматривается как замкнутая в себе, имманентная структура вне движения, вне воздействия на нее человеческого фактора. Аналогичное наблюдается и в прагмалингвистике, хотя она стремится к деятельностной динамической трактовке взаимосвязей в системе «человек—язык»: здесь регулярно предпринимаются сциентистско-таксономические попытки просто инвентаризировать прагматические функции языковых единиц, типы малых и больших коммуникативных единиц, правила успешности речевых актов и ходов, взятых в качестве стабильных, инвариантных образований, и не идти дальше.

С обращением к анализу системы «язык — человек» и, соответственно, с расширением предметной области лингвистики во внимание приходится принимать гораздо большее количество неопределенных величин и факторов, что увеличивает степень размытости теоретических положенй. Понимание начинает играть более существенную роль, чем это имело место при системно-структурном подходе. Можно даже полагать, что понимание, осмыслению которого в кон­тексте современной науки и философии были посвящены весьма содержательные материалы «Круглого стола» в журнале «Вопросы философии» (1986 — №№ 7—9), скорее является конечной ступенью в движении человеческой мысли и опирается на использование знаний (но и не только на них), что оно соединяет в себе неразрывно элементы познавательного, эмоционального, оценочного, этического, эстетического, интенционально-целевого характера.

Продуктом познания являются знания, которые сами по себе, без участия человеческих интересов, целей, стратегий и т. п., не всегда приводят к пониманию. Объектом понимания оказываются прежде всего явления ноосферы как осваиваемой человеком природы и культуры как непрерывно создаваемой и воссоздаваемой обществом, передаваемой во времени и пространстве от человека к человеку искусственной предметной среды, предназначение которой как раз и заключается в регулировании взаимоотношений между людьми в рамках того или иного социума, этноса и т. п. Понимание необходимо предшествует предметно-практическому освоению действительности и обязательно выступает его компонентом. Понимание придает гуманитарный смысл любой человеческой деятельности, в том числе и сциентистски ориентированной, естественнонаучной или технической.

Для гуманитаристики недостаточно знания об объекте, она стремится к его пониманию, поскольку ее объект — сам человек в том или ином аспекте его жизнедеятельности. Гуманитаристика шире по своим подходам к миру; она не просто противостоит естественному, техническому или логико-математическому знанию, а как бы включает его в себя как элемент человеческой деятельности, освоения человеком мира. Можно допустить возможность ее редукции к сциентизму, но обратное — сведение естественнонаучного подхода к гуманитарному — совершенно исключено.

Как наука прежде всего гуманитарная, лингвистика не может настаивать на жесткости и однозначности своих понятий, особенно тех, которые относятся к сфере семантики и прагматики. В меньшей степени гуманитарный способ постижения релевантен при изучении языковых форм различных уровней сложности, где более уместен таксономически-сциентистский подход.

Взаимодействие двух подходов — гумантарного и сциентистского — выступает по-разному на различных уровнях анализа какого-либо языкового объекта. Возьмем для примера текст.

Текст прежде всего может быть определен в самом общем смысле как последовательность тех или иных языковых дискретных элементов. Эта последовательность должна удовлетворять двум основным требованиям: быть связной (элементы последовательности способны предсказывать друг друга) и быть полной, законченной (т. е. не предполагать обязательного своего продолжения).

Текстом может считаться уже та или иная последовательность фонем (а также графем), морфем, словоформ, словосочетаний. Для анализа таких последовательностей достаточен чисто формальный (дистрибутивный или вероятностный) подход. Гуманитарный фактор здесь нерелевантен.

С появлением лингвистики текста за текст стала приниматься последовательность предложений. Здесь еще возможен в широких пределах формальный анализ, выясняющий, какие структурные типы предложений оказались членами линейного ряда — полные или неполные, простые или сложные, с прямым или обратным порядком слов и т. п.

Но лингвистика текста успела просуществовать только как синтаксис текста очень недолгое время, пополнившись семантикой текста. О тексте стало уместно говорить как о последовательности пропозиций, понимаемых либо как виртуальные предикатно-аргументные структуры, либо как актуальные субъектно-предикатные (темо-рематические, топикально-комментативные, пресуппозиционно-фокальные) структуры. Здесь, естественно, соотношение между двумя позициями изменилось в пользу гуманитарной, особенно при рассмотрении того, как в тексте оказывается распределена информация.

В лингвистике текста с обращением прежде всего к теории речевых актов сформировалась рядом с синтаксисом и семантикой текста прагматика текста. Для нее на первом этапе стало возможным говорить о тексте как связной и полной последовательности речевых актов, причем в последних акцентируются иллокутивные, или интенциональные, потенциалы. На повестку дня выдвинулся фактор говорящего (а вместе с ним, хотя и в меньшей степени, фактор адресата-слушателя). Формальные моменты отодвинулись на задний план, хотя и не перестали и не могут перестать быть релевантными. Прагматика текста является в полном смысле слова дисциплиной, ориентированной на субъекта языкового общения, что еще не в полной степени ощущается в семантике текста.

Следующим вкладом прагматики явилось рассмотрение текста как речевых ходов (или шагов, реплик). Здесь совершается переход к рассмотрению диалога как способа языкового взаимодействия людей. В большей степени оказываются нужны понятия общей теории деятельности и различных частных дисциплин акционального цикла (логика действия, теория игр и т. п.). Возрастает необходимость учета субъективных моментов. Наряду с речевыми шагами уместно учитывать наличие неречевых, но тем не менее коммуникативных шагов (например, кинесических, силенциальных, т. е. молчания, о чем пишет в данном сборнике профессор В. В. Богданов) и некоммуникативных, акциональных шагов (предметных действий).

Диалог есть такой способ языкового общения людей, при котором обязательным признаком является мена коммуникативных ролей, т. е. чередование минимум двух речевых ходов. Конечно, можно в определении диалога допустить наличие двух ходов, один из которых является неречевым. Как известно, такая возможность намечается в культурологической концепции М. М. Бахтина, для которого элементами диалога являются не только слово, но и улыбка, жест, взгляд, т. е. все, чем можно обменяться, общение в самом широком его понимании. Для диалога в собственно лингвистическом плане важно, однако, чередование речевых ходов, создающее так называемую речевую интеракцию.

Наконец, текст (именно диалогический текст) может определяться как последовательность речевых интеракций. Естественно, что рассмотрение последовательностей речевых ходов и речевых интеракций, как и речевых событий в целом, неполно и неадекватно без учета неречевых ходов и неречевых интеракций. Удельный вес субъективных моментов при анализе речевых актов, речевых ходов и речевых интеракций, речевых событий весьма высок, и без их учета нельзя построить лингвистическую прагматику, дающую языкознанию в целом широкую деятельностную перспективу.

Таким образом, переходя от рассмотрения нижних уровней (относящихся к экспонентному стратуму, или стратуму выражения) к рассмотрению промежуточных уровней (трансляционного стратума с его морфонологическими, морфологическими, синтаксическими, лексическими средствами), а от них — к рассмотрению верхних уровней (принадлежащих к контенсивному стратуму, или стратуму содержания), языковед во все большей степени испытывает необходимость учета человеческого, гуманитарного фактора, проявляющегося в виде набора весьма подвижных и плохо поддающихся перечислению правил, норм, конвенций, допущений, предположений и других компонентов культуры, которые регулируют речевое поведение субъекта в данном социуме или этносе при наличии определенных, конкретных обстоятельств общения.

Лингвистика же движется в своем развитии как бы между двумя берегами — высоким, крутым, четко очерченным берегом сциентизма и пологим, размытым берегом гуманитаризма. Она не может отказаться ни от одного, ни от другого подхода ради какого-либо единственного. Оба начала присутствуют и в самом языке, и в языковедческих поисках. Новейший период характеризуется оживленным интересом к субъективному, гуманитарному, человековедческому началу в языке, которое недостаточно учитывалось в период господства сциентистских методов. В наибольшей степени гуманитарный подход реализуется в прагмалингвистике.

И.П. Сусов. Лингвистика между двумя берегами // Языковое общение: Единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 9—14.