АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

                                                                           
                                                                           

СЕМАНТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ПРЕДЛОЖЕНИЯ

(На материале современного немецкого языка)

 

10.02.19. Общее языкознание

 

Диссертация написана на русском языке

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

 

 

Ленинград —1973

 

 

 

Работа выполнена на кафедре немецкого языка Тульского государственного педагогического института им. Л. Н. Толстого.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор С. Д. КАЦНЕЛЬСОН;

доктор филологических наук, профессор И. И. РЕВЗИН;

доктор филологических наук, профессор Л. Л. ИОФИК.

Научно-иаследовательское учреждение, в которое диссертация налравляется на отзыв, — кафедра общего языкознания Ленинградского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственного университета им. А. А. Жданова.

 

Автореферат разослан «20» июля 1973 г.

 

Защита диссертации состоится «30» ноября 1973 г. на заседании Ученого совета Ленинградского отделения Института языкознания Академии наук СССР (199164, Ленинград, В-164, Университетская наб., 5).

 

С диссертацией можно ознакомитыся в библиотеке ЛО Института языкознания.

 

Ученый секретарь Совета

Значение предложения является одним из наименее исследованных феноменов языковой действительности. Если семантика слова (семасиология) представляет собой в настоящее время вполне автономный и достаточно хорошо разработанный раздел общей теории слова, располагающий набором более или менее четко эксплицированных понятий и совокупностью собственных исследовательских приемов, то семантика предложения еще очень далека от того, чтобы претендовать на подобную самостоятельность в рамках общей теории предложения и тем более на роль отдельной лингвистической дисциплины. Более того, лингвистическая семантика часто сводится только к семасиологии. Когда же признается необходимость исследовать и значение предложения, то оно нередко трактуется в свете так называемой комбинаторной семантики, т.е. как сочетание значений слов. Но ведь в семантическую структуру высказывания входят также значения, присущие не только лексическим, но и синтаксическим, морфологическим и интонационным средствам. К тому же значения синтаксических средств образуют фундамент семантической структуры предложения, над которым, собственно говоря, и надстраиваются все остальные значения, входящие в эту структуру.

Задача реферируемой диссертации заключается в том, чтобы проанализировать семантическую структуру предложения как абстрактной (собственно синтаксической) и как конкретной (коммуникативной) единицы. При этом предложение и его семантическая структура описываются в данной работе с учетом того, что высказывание как непосредственно наблюдаемый факт, т.е. как явление «поверхностной» сферы языковой действительности, представляет собой продукт многоступенчатого порождающего процесса в «глубинной» сфере языка и что вместе с формированием предложения постепенно складывается и его семантическая структура, включающая в себя множество значений разного рода.

Выдвигаемая здесь концепция семантической структуры предложения в отдельных своих моментах соприкасается с идеями, получившими развитие в работах С. Д. Кацнельсона, Т. П. Ломтева, В. Г. Гака, Т. Б. Алисовой, Н. Д. Арутюновой, И. И. Ревзина, Дж. Каца, Н. Хомского, Ч. Филлмора, У. Вайнрайха, Г. Э. Брекле, И. Беллерт, Ф. Данеша, П. Сгалла, Дж. Лича, П. А. М. Сьюрена, Г. Райхенбаха, Ф. Шмидта, Р. Фройндлиха и многих других как отечественных, так и зарубежных представителей лингвистики и логики. Однако такие совпадения, во-первых, имеют, как правило, частный характер и не затрагивают всей концепции в целом, а во-вторых, они не исключают возможности самостоятельных решений в тех случаях, когда какие-либо идеи других исследователей принимаются в общем сочувственно.

Определить предмет семантики предложения невозможно, не определив предварительно таких понятий, как значение, с одной стороны, и предложение, с другой стороны. Экспликации понятия значения, оценке разнообразных семантических концепций в языковедении, характеристике природы языкового знака как носителя значения и т.п. посвящена первая глава. Во второй главе анализируются разные подходы к предложению и его семантическому анализу. Обе главы образуют в совокупности первую, общетеоретическую часть работы. Вторую, исследовательскую часть работы составляют главы третья — пятая. В них излагаются результаты анализа отдельных ступеней порождения высказывания и вносимых на каждой такой ступени семантических составляющих.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

ЯЗЫКОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ И ПРОБЛЕМЫ

СЕМАНТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ПРЕДЛОЖЕНИЯ

 

ГЛАВА 1

 

НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ВОПРОСЫ

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

1.1. Одностороннее увлечение исследованием языка в сугубо формальном плане, в ущерб анализу значения как важнейшего его атрибута, уходит теперь в прошлое. Характерной чертой современного этапа в развитии языковедения можно считать отказ от асемантизма. Опыт показал, что ограничение лингвистического анализа только «планом выражения», т.е. тектонической стороной языковых явлений, в отвлечении от присущих им семантических функций, не позволяет понять их действительную сущность. Однако бурный рост числа публикаций, посвященных проблеме значения вообще и значения предложения в частности, а также превращение занятий лингвистической семантикой в своеобразную моду не должны побуждать к забвению того обстоятельства, что природа и сущность языкового значения все еще остаются неясными.

Проблема значения разрабатывается сейчас множеством различных наук, но ни одна из них не может подменить собой лингвистическую семантику или выступать по отношению к ней в качестве готовой общей теории значения. Так, логическая семантика занимается вопросами интерпретации формализованных языков. Семантические исследования в психологии затрагивают лишь отдельные стороны языкового значения, существенные для познания психики. Семантика как раздел семиотики в ее современном состоянии еще не может претендовать на роль общей теории значения, будучи пока по своему содержанию и методам либо скорее логической или психологической, либо преимущественно лингвистической дисциплиной. Поэтому языкознанию в разработке семантических проблем приходится опираться в основном на собственный опыт, используя, конечно, также и достижения смежных наук.

1.2. Значение языковых знаков раскрывается через их отношение к фактам внешней действительности (объективного ряда) и сознания (субъективного ряда). Объективный или субъективный факт, репрезентируемый данным знаком, выступает как его означаемое. Означаемое, принадлежащее к объективному ряду, обычно квалифицируется как денотат. Означаемое, представляющее собой продукт сознания, соответственно именуется сигнификатом.

Большинство семантических теорий как в лингвистике, так и философии, логике и психологии представляют собой те или иные варианты субстанциального подхода к значению. В них принято отождествлять значение с означаемым. Во всех психологически и логически окрашенных концепциях значениями оказываются субъективные образования из числа таких сущностей, как представление, понятие, суждение, эмоция, волеизъявление и т.п. Факты сознания тем самым неправомерно включаются в язык. Многие современные лингвисты, стремясь освободиться от психологизма и логицизма, тем не менее склонны постулировать в качестве значений некие особые сущности, локализуемые в сознании рядом с представлениями, понятиями и т.п., но в отличие от них выступающие в роли сугубо языковых образов действительности. Однако и такая точка зрения не может быть принята: наличие в сознании особых языковых образов, не совпадающих или почти не совпадающих с неязыковыми продуктами сознания, на современном уровне развития науки не находит явного подтверждения. В бихевиористических концепциях значениями считаются эмпирические, непосредственно данные в опыте факты (предметы, ситуации и т.п.), что опять-таки не может быть принято, поскольку при таком подходе либо вся внешняя действительность должна включаться в язык, либо значения признаются неязыковыми по своему характеру. К тому же из сферы внимания в данном случае выпадает роль сознания, обязательно опосредствующего связь языкового знака с означаемым.

Субстанциальному подходу к значению противостоит функциональный подход. Его представители рассматривают значение как одну из функций знака, а именно отношение знака (точнее — означающего) к неязыковому по своей природе означаемому. При этом во внимание принимается либо только соотнесенность знаков с фактами объективного ряда, либо только их соотнесенность с продуктами сознания, либо их отношение к означаемым и первого, и второго вида. Последний вариант функциональной концепции отстаивается также и в реферируемой диссертации. Здесь значением принято считать и денотативную, и сигнификативную соотнесенность языкового знака.

При функциональном подходе значение не отождествляется с означаемым. В соответствии с таким подходом о той или иной ситуации в объективной действительности, о психологическом или логическом суждении и т.п. можно говорить только как об означаемых, но не значениях предложения.

1.3. В лингвистике широко распространена так называемая билатералистская концепция знака, согласно которой в знак входят две величины, или сущности, а именно означающее и означаемое. Но если означаемое трактуется как компонент знака, а не как репрезентируемый им и внешний по отношению к нему факт, то в этом случае неправомерно говорить о знаке в собственном смысле слова: ведь знак должен указывать на нечто вне себя и не замыкаться в себе.

Поэтому в диссертации разделяется взгляд на знак как односубстанциальное образование. В состав знака входит только одна сущность, а именно означающее как та величина, которая, собственно говоря, и репрезентирует означаемое. Означающее образует при этом лишь одну сторону знака, которую можно назвать субстанциальной. Другой, функциональной стороной знака является присущее ему значение. Означаемое локализуется вне знака и выступает в качестве его (неязыкового в принципе) противочлена. Таким образом, языковой знак предстает как двустороннее, хотя и односубстанциальное образование. Он есть единство субстанции и функции.

Исходя из того, что в структуру знака при таком подходе включается только одна сущность, данную концепцию часто, но не вполне точно называют унилатералистской. Однако знак односторонен только в субстанциальном аспекте, если отвлечься от того, что его конституирует наличие особой функциональной добавки, ничего не меняющей в субстанции как «теле знака» (Zeichenkörper), но делающей данную величину сущностью более высокого порядка. Между означающим и знаком имеется примерно такое же различие, как между величинами «человек» и «бухгалтер», «женщина» и «жена». Величины «человек» и «женщина» образуют субстанциальную сторону, субстрат величин «бухгалтер» и «жена». Скачок же от сущностей более низкого порядка к сущностям более высокого порядка здесь также обусловливается добавкой чисто функционального характера, в которой не содержится ничего субстанциального.

Означающее (а вместе с тем и знак) существует в двух ипостасях: физической и психофизиологической. В первом случае можно говорить о знаках в «поверхностной» сфере языка, имея в виду их непосредственную данность в опыте. Во втором случае соответственно можно говорить о знаках «глубинной» сферы языковой действительности, подчеркивая тем самым их скрытый, неявный характер. Поверхностные знаки выступают как единичные, конкретные события. Поэтому их можно называть также конкретными знаками. В отличие от них глубинные знаки представляют собой абстрактные обобщенные схемы, возникшие на основе многократного отражения огромного числа конкретных знаков и очищенные от всего случайного, второстепенного, нетипичного. Соответственно их можно именовать также абстрактными знаками. Конкретные знаки служат средствами манифестации абстрактных знаков в поверхностной сфере языковой действительности. Знание того или иного языка есть владение определенным набором абстрактных знаков и правил их манифестации в соответствующих условиях.

Значение как отношение однонаправлено: оно исходит из языкового означающего и замыкается во внеязыковом означаемом. Эта его особенность позволяет говорить о том, что значение принадлежит знаку и обладает, подобно знаку в целом, языковым статусом.

Функциональная сторона языкового знака не сводится, однако, только к значению. Она включает в себя и прочие отношения данного знака к чему-то, расположенному вне знака, но не репрезентируемому им, не являющемуся его означаемым. В случае репрезентации знаком означаемого можно говорить о его значении, или семантической функции, квалифицируя другие отношения как несемантические (или строевые, или тектонические) функции. Значение представляет собой важнейшую среди функций знака. Нередко оно выступает в виде совокупности нескольких семантических функций, так что в этих случаях можно говорить о семантической структуре данного языкового знака.

1.4. Из сказанного выше вытекает, что языковой знак представляет собой единство означающего и значения, которые в равной мере принадлежат языку. Означаемое же находится вне языка и посредством знака лишь вовлекается в знаковую ситуацию в качестве предмета коммуникации, т.е. того, о чем сообщается. Означаемое лишено языкового статуса и не является собственным объектом лингвистики. Но это совершенно не значит, что языковедение может вообще обойтись без данного понятия. Если никакой факт объективного или субъективного ряда не противостоит в качестве означаемого какому-либо знаку, то о последнем нельзя говорить как о знаке. Более того, значение языкового знака может быть описано как раз путем анализа означаемого данного знака, причем анализа, как бы заданного соответствующим языком. Иначе говоря, репрезентация внеязыкового означаемого языковыми средствами предполагает отбор в структуре означаемого его существенных в коммуникативном плане свойств, сторон и т.п. Лингвистическая семантика не может, следовательно, не считаться с фактами, лежащими вне языка, тогда как для тектоники (учения о внешней, формальной стороне языковых явлений) выход за пределы языка не нужен.

Поскольку понятие «единица» обычно предполагает наличие каких-то отдельных величин, сущностей, а значения не являются таковыми, постольку оказывается неправомерным говорить о единицах значения. Так называемые семы, семемы и т. п. на самом деле представляют собой единицы описания означаемых. Все единицы такого рода не принадлежат самому языку и выступают как продукты членения вне-языковой действительности, проецируемого, с одной стороны, объективными фактами, а с другой стороны, навязываемого языком как системой знаков.

В семантической структуре знака в соответствии с характером его означаемого различаются прежде всего значения денотативное и сигнификативное. Первое относится в известной степени к поверхностной сфере языка. Оно наблюдает­ся как бы непосредственно и может иллюстрироваться средствами остенсивной наглядности. Второе принадлежит к глубинной сфере языка и является своего рода и обобщенным отображением первого, и его необходимой психофизиологической предпосылкой.

Тот или иной субъективный образ (т.е. сигнификат) строится, как правило, на основе обобщенного отражения объективных фактов (т.е. денотатов). Нередко, однако, сознание «достраивает» картину мира, проецируя в действительность мифические существа, теоретически постулируемые предметы и т.п. (ср.: бог, русалка, гном, флогистон, кварки, шармы). Часто те или иные мыслительные образы обрастают в сознании дополнительными моментами эмоционального или волеизъявительного характера, так что возникает несоразмерность между означаемым в объективном ряду и соответствующим означаемым в сознании. Идеальное означаемое характеризуется в таких случаях наличием компонентов, не имеющих прямого соответствия среди компонентов денотата. Так, в частности, обстоит дело при выражении предикации, модальности, эмоционально-экспрессивной оценки и т.п. В сигнификате выделяются тем самым две части: центральная, связанная с отражением денотата самого по себе, и периферийная, содержащая дополнительные, модифицирующие моменты. Соответственно можно различать значения сигнификативно-референтное и сигнификативно-модифицирующее. Референтные значения формируются на основе денотативных и как бы сливаются с ними.

Простые знаки (прежде всего лексемы) выступают, как правило, в качестве носителей денотативных и референтных значений одновременно (Axt, Mensch, Gesicht, Birke, Bach). Такие знаки автосемантичны. Многие простые знаки выражают, кроме денотативных и референтных, также модифицирующие значения (Fresse, Frauenzimmer, Angesicht, Fittich, krepieren). Они тоже автосемантичны. Вместе с тем среди простых знаков есть и такие, которые являются носителями только модифицирующих значений (ach, oh, vielleicht, wahrscheinlich, natürlich, schade, nicht). Они, как правило, синсемантичны.

Предложение как сложный знак является всегда носителем, с одной стороны, денотативных и сигнификативно-референтных, а с другой стороны, сигнификативно-модифицирующих значений. Значения первого плана как раз и образуют фундамент семантической структуры предложения, в то время как значения второго плана образуют надстройку над этим фундаментом.

1.5. Поскольку фундамент семантической структуры высказывания образуют значения денотативные и сигнификативно-референтные, а значения сигнификативно-модифицирующие образуют ее «надстроечную» часть, естественно предположить, что эта иерархия находит соответствие в последовательности глубинных операций по порождению высказывания. Отсюда также следует, что семантический анализ предложения следует начинать с выявления и описания значений, составляющих денотативно-референтную часть его семантической структуры.

ГЛАВА 2

ВОПРОСЫ СЕМАНТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАК СИНТАКСИЧЕСКОЙ И КАК

КОММУНИКАТИВНОЙ ЕДИНИЦЫ

2.1. Интерес к семантике предложения, охватывающий сейчас широкие круги лингвистов, связан с «реабилитацией» значения, с признанием его языкового статуса. Но разработка проблемы семантической структуры предложения в значительной мере сдерживается тем обстоятельством, что отсутствует ясное представление о предложении и его существенных свойствах.

2.2. Поиски дефиниции предложения связываются одними лингвистами с установлением критериев сегментации текста на минимальные самостоятельные коммуникативные единицы (высказывания), а другими — с возможностью соотнести данные сегменты текста с определенными структурными схемами построения, причем такие схемы нередко тоже квалифицируются как предложения. Опыт показал, что в первом случае друг с другом довольно хорошо согласуются критерии смысловой и интонационной завершенности. Что же касается второго направления, то давно известно, что многие высказывания не подводятся под такую схему, как «подлежащее+сказуемое», которая тем не менее может быть признана едва ли не единственно возможным критерием предложения, имеющим собственно синтаксический характер. Показательны попытки трактовать высказывания, отклоняющиеся от этой схемы, как нетипизованные, т.е. отказывать им в статусе предложений, или же постулировать в них наличие «нулевых», имплицитных членов.

В диссертации разграничиваются предложения в глубинной сфере языка и предложения в поверхностной сфере (иначе — абстрактные и конкретные предложения). Абстрактное предложение представляет собой позиционную схему, отвлеченную от конкретного наполнения и частных возможностей ее реализации. Оно есть, следовательно, чисто синтаксический факт. Его обязательным, конститутивным свойством является наличие позиций для грамматических субъекта и предиката, т.е. двусоставность. Абстрактное предложение для его «выведения на поверхность» нуждается в целом ряде модифицирующих операций, предполагающих использование несинтаксических средств, и манифестирующее его конкретное предложение (которое может быть и двусоставным, и односоставным) имеет как синтаксическую, так и суперсинтаксическую сторону. В построении последней участвуют морфологические, интонационные и лексические знаки. Они вносят новые значения, которыми не обладает манифестируемое абстрактное предложение. Соответственно в семантике конкретного предложения могут быть выделены два аспекта: синтаксический и суперсинтаксический. Семантика абстрактного предложения исчерпывается первым аспектом.

Конкретное предложение представляет собой коммуникативную единицу, т. е. высказывание. Опора на то или иное абстрактное предложение делает его типизованным высказыванием. Такое высказывание соотносится с абстрактным предложением как своего рода моделью через свою синтаксическую форму. Поскольку синтаксическая форма является первичным звеном в построении высказывания, постольку правомерно начинать анализ и описание его семантической структуры с характеристики значений синтаксических составляющих и лишь затем переходить к значениям, присущим его суперсинтаксической стороне.

2.3. Различая в типизованном высказывании синтаксическую и суперсинтаксическую стороны, следует иметь в виду, что синтаксическая форма предложения обладает двоякой соотнесенностью: во-первых, со строением репрезентируемой эмпирической ситуации как факта объективного ряда и, во-вторых, со строением репрезентируемого суждения как субъективного образа данной ситуации, содержащего утверждение в бытии связи данного признака и данного предмета. Соответственно мы можем говорить о двух синтаксико-семантических функциях предложения, а именно о реляционном значении, имеющем денотативно-референтный характер и потому первичном, и о предикационном значении, имеющем вторичный, сигнификативно-модифицирующий характер.

Предикационный аспект оказался предметом анализа уже с античных пор, когда предложение стали соотносить с двучленной по своему строению мыслью, т.е. атрибутивным суждением, состоящим из логических субъекта и предиката. С двучленностью акта мысли была соотнесена двусоставность репрезентирующего мысль предложения, иначе — предикационное членение, противопоставляющее подлежащему (грамматическому субъекту) сказуемое (грамматический предикат). Однако сущность компонентов, выделяющихся в результате этого членения, осознается далеко не всегда. Нередко подлежащее и сказуемое трактуются сугубо формально, в отвлечении от их семантической функции. В этом находит свое выражение неудовлетворенность многих лингвистов прямым отождествлением субъекта и предиката как членов логического суждения с грамматическими субъектом и предикатом. Но с асемантической трактовкой согласиться также нельзя, ибо она ориентирует исследователя только на учет идиоэтнических особенностей манифестации глубинных субъекта и предиката в поверхностной сфере и уводит тем самым от действительной сути анализируемых фактов.

Глубинные субъект и предикат принадлежат языку. Они, будучи абстрактными языковыми знаками, только репрезентируют члены логического суждения, но не совпадают с ними. Специфика субъекта и предиката как грамматических фактов заключается в том, что они представляют сабой абстрактные позиции. Первая из них есть позиция для имени предмета, выдвигаемого на роль носителя предикативного (или бытийного) признака. Вторая служит позицией для имени признака данного предмета, но вместе с тем она обязательно сопрягается со знаком, выражающим утверждение в бытии (бытийность, или экзистекциальность). Наличие этого знака, детерминирующего позицию признака и имеющего, следовательно, более высокий ранг, собственно говоря, и создает предикат. Грамматический предикат выступает в результате как «двухэтажное» образование, в котором объединяются позиция для признака предмета и знак со значением бытийности (предикатор).

Грамматическая предикация служит языковым средством репрезентации логического (или логико-психологического), волевого по своей природе акта утверждения в бытии связи какого-то признака со своим носителем. Она предполагает наличие в качестве предшествующей ступени синтаксического комплекса с позициями для предмета (или предметов) и признака, т.е. реляционной структуры. Иначе говоря, значение знака-позиции имеет денотативно-референтный характер, а значение сопрягаемого с ней знака-предикатора оказывается вторичным, модифицирующим по отношению к нему. Значение грамматического предиката вбирает в себя оба указанных значения в их единстве.

Подобное понимание субъекта, предиката и предикационного членения, присущего синтаксической форме типизованного высказывания, побуждает к более широкому пониманию возможностей манифестации субъекта (т.е. не только посредством именительного падежа) и точно так же к более широкой трактовке границ сказуемого в предложении.

2.4. Задачей реляционного аспекта синтаксической семантики предложения является исследование денотативно-референтной соотнесенности, присущей синтаксической форме типизованного высказывания. Этот аспект привлек внимание языковедов относительно недавно, хотя его предпосылки содержались уже в традиционном учении о членах предложения, различающем более двух членов, и, в частности, в трактовке противоположения подлежащего и дополнения как позиций для субъекта действия или состояния и для прямого или косвенного объекта действия. Но традиционная грамматика не учитывала того, что за системой членов предложения в их школьной трактовке фактически стоят два разных членения: предикационное и реляционное. Конечно, различие в смысле этих членений вскрывается лишь при глубинном ана-лизе.

При ознакомлении с многочисленными работами, посвященными реляционному членению и его семантическим функциям, прежде всего поражает различие подходов и пестрота используемой терминологии (ср. подходы А. Сешэ, Л. Теньера, А. А. Холодовича, В. Г. Гака, Н. Д. Арутюновой, В. 3. Панфилова, Т. П. Ломтева, С Д. Кацнельсона, И. Беллерт, Ф. Данеша, П. Сгалла, Г. Глинца и др.). Наиболее часто в новейших работах на эту тему наблюдается ориентация на понятийный аппарат логики отношений. Но надо отметить, что понятие пропозиции, которым нередко оперируют также лингвисты, лишено однозначного содержания в самой логике, где при его анализе обычно не различаются объективная и субъективная отнесенность. Между тем логические понятия субъекта и предиката, а также предикации, конституирующей их, могут быть эксплицированы только через соотнесенность субъективного порядка, т.е. являются по сути дела вторичными, что осознают, между прочим, Г. Райхенбах и Ф. Шмидт. Этот момент не всегда учитывается, и в результате при анализе суждения в последнее время часто пользуются терминами «субъект» и «предикат», имея в виду также членение, отражающее структуру объективной ситуации. Подобное смещение терминов переносится и в грамматику.

Однако объективная соотнесенность задает по сути дела другое синтаксическое членение, отличное от предикационного. В этом случае означаемым синтаксической формы выступает строение ситуации в отвлечении от момента утверждения в бытии связи признака с предметом как его носителем. Если означающим строения двучленного акта мысли является предикационная структура, состоящая из грамматических субъекта и предиката, то означающим строения ситуации .служит реляционная структура, состоящая из релятем. Реляционная структура выступает в порождающем процессе в качестве исходного образования, которое и подвергается определенным модификациям, оказываясь прежде всего объектом предикационной трансформации, в результате которой одна из релятем выдвигается на роль грамматического субъекта.

2.5. Абстрактное предложение, являющееся продуктом наложения на реляционную структуру предикационной, задает только синтаксическую форму конкретного предложения. С тем, чтобы последнее было полностью сконструировано, необходимы, кроме номинативных операций,  еще некоторые модификации. Так, в немецком языке к абстрактному предложению обязательно должны быть подключены знаки, выражающие значения модальности, темпоральное и дескрипции (или конкретизации) предметов, т.е. должны быть выражены так называемые общие модифицирующие значения.

Что же касается так называемых специальных модифицирующих значений, а именно значений отрицания, вопроса, побуждения, подчеркивания (или выделения), персональное и эмоционально-экспрессивной оценки, то они наличествуют в семантической структуре только тех высказываний, появление которых обусловлено особыми потребностями коммуникации.

Исследование указанных общих и специальных модифицирующих значений относится к компетенции суперсинтаксического аспекта семантики предложения. Считать отдельные из них и комбинации некоторых из них конститутивными признаками предложения как синтаксической единицы, объявляя их соответственно синтаксическими категориями, нет оснований. К тому же их носителями выступают, как правило, несинтаксические средства. Гораздо больший интерес дредставляет изучение их в аспекте так называемых функционально-семантических категорий (А. В. Бондарко) или же грамматико-лексических полей (Е. В. Гулыга и Е. И. Шендельс). В ряде случаев некоторую пользу может принести обращение к опыту логики (в частности, при анализе значений модальности, темпоральное, дескрипции предметов, вопроса и т.п.).

2.6. Место какой-либо семантической функции в иерархии значений, составляющих семантическую структуру высказывания, определяется не только их денотативно-референтным или модифицирующим характером, т.е. отнесенностью соответствующего знака к центральной или периферийной ,части означаемого данного высказывания, но и синтаксическим или суперсинтаксическим статусом соответствующего знака. Иерархия значений в какой-то мере отражает последовательность ступеней порождающего процесса. Поэтому при семантическом анализе предложения следует исходить из реляционной ступени как начальной, затем переходить к предикационной ступени, формирующей абстрактное предложение, и в конечном итоге рассматривать функционирование ступени, обеспечивающей модификацию абстрактного предложения и тем самым подготавливающей актуальное высказывание.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АСПЕКТЫ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ КОНКРЕТНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ И СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ИМ УРОВНИ (СТУПЕНИ) ГЛУБИННОЙ ФАЗЫ ПОРОЖДАЮЩЕГО ПРОЦЕССА

ГЛАВА 3

СИТУАЦИЯ КАК ОСНОВНОЕ ОЗНАЧАЕМОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ. РЕЛЯЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ КАК ИСХОДНАЯ СТУПЕНЬ ПОРОЖДЕНИЯ ВЫСКАЗЫВАНИЯ

3.1. Есть основания полагать, что порождение высказывания начинается с отбора и сочетания друг с другом так называемых реляционных структур, репрезентирующих строение описываемых ситуаций как фактов объективного ряда. Понимание реляционной структуры как исходного языкового образования, с которого начинается порождающий процесс, и реляционного значения как фундаментального в семантической структуре предложения и словосочетания, опирается на тот факт, что при порождении высказывания прежде всего решается вопрос: «О чем будет сказано?» и лишь на основе соответствующего решения оказывается возможным выдвигать новый вопрос: «Что и как об этом будет сказано?» Темой, или поводом, для высказывания является та или иная внеязыковая ситуация сама по себе. Реляционная структура вместе с замещающими в ней вакантные позиции номинативными единицами выступает знаком этой ситуации. Появление же знаков предикации, времени, отрицания, подчеркивания, побуждения, вопроса и т.п. возможно лишь в результате последующих семантико-тектонических операций (трансформаций) .

Описанию реляционной структуры в диссертации предпосылается анализ ситуации как факта объективного ряда и как факта сознания.

3.2. Объективная действительность является начальной точкой отсчета в человеческой деятельности любого рода, в том числе и в речевой деятельности. Она дана субъекту познавательной, предметно-практической и речевой деятельности как совокупность огромного множества взаимосвязанных друг с другом предметов, явлений, свойств, процессов, связей и т.п., иначе говоря, как сложное целое. Это целое членится на отдельные части, стороны, моменты, исходя из того, что объективному миру присущи не только непрерывность, постепенность переходов от одного явления к другому, но и прерывность, или дискретность, заключающаяся в относительной отграниченности одного явления от другого, пространственно-временной локализованности отдельных элементов, их повторяемости в разных «ансамблях», их практической или теоретической заменимости и т.п. Отдельные элементы таких ансамблей выступают обычно как денотаты основных номинативных единиц языка — слов. Денотатом предложения или словосочетания является, как правило, сложный объект, ансамбль отдельных элементов, называемый в данной работе ситуацией (Sachverhalt, Situation).

Ситуация организуется как система, в которой взаимодействуют элементы разных типов (в том смысле, какой вкладывает в этот термин логическая теория типов). Структурные элементы ситуаций принадлежат к двум множествам: множеству предметов (элементов нулевого типа) и множеству признаков (элементов ненулевого, т.е. первого, второго или третьего, типа). Под предметами здесь понимаются самостоятельные сущности, отдельные величины, которые даны нам уже на эмпирическом, или чувственном, уровне познания как носители тех или иных признаков. Под признаками имеются в виду свойства, отношения, действия, состояния, характеристики и т.п., т.е. все то, что не принадлежит к числу самостоятельных сущностей, а лишь присуще чему-то другому. Признакам предметов свойствен первый ранг, признакам признаков предметов — второй ранг, признакам признаков признаков предметов — третий ранг.

Элементарная ситуация содержит в себе: а) элементы только двух смежных типов; б) один или несколько элементов более низкого типа, но только один более высокого типа. В иных случаях мы имеем дело со сложными ситуациями. Репрезентантами элементарных ситуаций являются, например, следующие предложения и словосочетания: Das Mädchen nickte; Die Herzogin öffnete die Tür; Die Mühlkutscher fuderten Mehl auf den Backereihof; nickte stumm (Das Mädchen nickte stumm); schwarz eingebunden (Das Mädchen gab Stanislaus ein schwarz eingebundenes Buch). Строение репрезентируемых ими ситуаций может быть описано следующими пятью формулами: 1 (0); 1 (0, 0); 1 (0, 0, 0); 2 (1) и .3 (2), где цифры обозначают элементы соответствующего типа. Данные формулы соответствуют пяти основным классам элементарных эмпирических ситуаций.

В том случае, когда элементарные ситуации имеют в качестве опорных элементов предметы, можно говорить о базисных ситуациях. Элементарные ситуации с признаками в качестве опорных элементов являются небазисными. Они существуют лишь в сочетании с базисными в составе сложных ситуаций.

Среди базисных элементарных ситуаций различаются ситуации абсолютные, или имманентные, представляющие собой соединение признака с одним предметом (Hein erwachte), и относительные, в которых признак связывает воедино два или три предмета (Karl durchquerte einen Gemüsegarten; Inge legte die Wange auf die Handfläche). Каждый из предметов выполняет в рамках ситуации свою собственную функцию. Поскольку всякое отношение направлено, т.е. исходит из какой-то точки и замыкается в какой-то другой точке, в ситуации разграничиваются соответственно предметы исходный (Исх) и замыкающий (Зам). В ситуациях с тремя предметами выделяется кроме того сопутствующий предмет (Соп), не являющийся ни начальной, ни конечной точкой и участвующий в отношении косвенным образом. Единственный предмет в имманентной ситуации можно условно рассматривать как исходный. Учитывая указанные функции предметов и обозначая символом Пр¹ признак предмета (т.е. признак первого ранга), мы получим следующие формулы, описывающие строение базисных элементарных ситуаций: Пр¹ (Исх); Пр¹ (Исх, Зам); Пр¹ (Исх, Зам, Coп).

В случае необходимости функциональная классификация предметов допускает дальнейшую детализацию. Так, замыкающий предмет может выступать как пациенс (предмет действия), локатив (предмет, относительно которого характеризуется местонахождение), директив (предмет, по направлению к которому происходит перемещение), аблатив (предмет, по направлению от которого происходит удаление) или атрактив (предмет, на который направлено и к которому тяготеет действие, не охватывающее, однако, этого предмета и не делающее его пациенсом). Ср. высказывания о ситуациях с замыкающими предметами во всех названных функциях: Holt klappte das Buch zu; Stanislaus saβ am Fuchsbau; Der Zug fährt in die Station; Sie trat aus der Kabine; Der Fischer winkte dem Wirt.

Сопутствующий предмет может выступать как локатив, директив, аблатив, атрактив и инструмент: Karl hält das Buch in der Hand; Die Groβmutter stemmte die Fäuste in die Hüften; Er legte das Buch aus der Hand; Lena entriβ ihr das Fläschchen; Ein Wilddieb erstach den Förster mit einem Messer.

Для исходного предмета такая дифференциация функций не столь существенна. Однако можно говорить особо об агенсе, когда замыкающий предмет квалифицируется как пациенс: Ackermann verlieβ das Haus; Der Techniker legte die Zeitung aus der Hand.

При более детализированном подходе различается 13 видов элементарных ситуаций, если брать их со стороны строения и учитывать как базисные, так и небазисные ситуации. Разумеется, что сознание может осмысливать по-разному, а язык может репрезентировать различными способами одну и ту же эмпирическую ситуацию.

3.3. Реляционная структура как знак связана с множеством однородных по своему строению единичных эмпирических ситуаций через их обобщенное отражение в сознании, выступающее в виде схемы, которая отвлечена от конкретности предметов и признаков и воспроизводит только тип и функции элементов эмпирических ситуаций, т.е. через так называемую абстрактную ситуацию. Абстрактная ситуация служит для реляционной структуры означаемым в сфере сознания (сигнификатом). Она представляет собой логическую схему с пустыми местами (переменными) для предмета (или предметов) и признака.

Нормальные абстрактные ситуации возникают на основе прямого обобщающего отражения эмпирических фактов. Наряду с единичными эмпирическими ситуациями под одну и ту же логическую схему подводятся также гипотетические ситуации, возникающие в результате творческой деятельности сознания. Среди гипотетических ситуаций особого внимания заслуживают те, которые в позициях для предметов имеют не онтологические, или эмпирические, а мнимые предметы, конструируемые за счет переосмысления признаков, их опредмечивания. Ср.: Eine Pistole knallte.— Ein Schuβ knallte; Heinz störte Karl.— Der Besuch störte Karl; Der Arzt heilt die Frau.—Der Arzt heilt die Krankheit; Otto betäubte den Gegner.— Wut betäubte den Schmerz.

Нормальных абстрактных ситуаций насчитывается столько же, сколько выделяется классов эмпирических элементарных ситуаций, т.е. пять при более общем подходе и тринадцать при более детализированном учете функций предметов.

В результате преломленного отображения действительности в сознании рядом с нормальными абстрактными ситуациями выделяются также две смещенные абстрактные ситуации, предполагающие переосмысление предметов как признаков, «опризначивание» предметов, причем, однако, предметность полностью не утрачивается: der Hut der Frau; das Dorf im Tal; die Bilder von Dürer; das Schweigen des Jungen; die Bescheidenheit des Mädchens; durch die Scheinwerfer beleuchtet; von der Sorge erdrückt.

Возможно образование в сознании смещенных ситуаций, внутри которых сочетаются друг с другом не два разных предмета, а два различных проявления, две «ипостаси» одного и того же предмета. Предмет берется дважды, но оба раза как элемент двух разных множеств. Первое его проявление соответствует исходной функции, а второе представляет собой тот же самый предмет в иной плоскости или ином измерении, так что это второе проявление оказывается возможным рассматривать в качестве признака данного предмета (Доктор — старик; Есенин — поэт; Война — зло). В данном случае можно говорить о смещенном признаке с функцией конфронтации. Смещенная конфронтирующая ситуация при включении в нее еще одного признака становится сложной (ср.: Schmidt wurde Ingenieur; Die Behauptung erwies sich als eine Lüge). При этом глаголы werden и sich erweisen репрезентируют признаки второго ранга. В случае же Schmidt ist Ingenieur мы имеем дело с высказыванием, содержащим «пустой» связочный глагол (этот глагол замещает позицию, выделяемую не в результате реляционного членения). Данное высказывание репрезентирует элементарную ситуацию.

Таким образом, сознание «достраивает» объективную дей­ствительность, подводя под одну и ту же схему как эмпирические, так и гипотетические ситуации, а также конструируя новые схемы, не имеющие прямого соответствия среди эмпирических ситуаций. Всего насчитывается при более общем анализе восемь, а при более детализированной классификации предметных функций шестнадцать абстрактных ситуаций. Им как раз и ставятся в соответствие реляционные структуры.

3.4. Процессу порождения конкретного высказывания предшествует восприятие, осмысление и переживание какой-то конкретной единичной ситуации, а также подведение ее под определенную логическую схему. Начинается же порождающий процесс с того, что строению данной единичной ситуации, подведенной под соответствующую абстрактную ситуацию, ставится в соответствие реляционная структура как глубинный языковой знак сложного рода. Реляционная структура в основных своих чертах обусловлена двояко. С одной стороны, она обращена к ситуации как сложному по строению объективному и (или) субъективному факту и воспроизводит ее действительную или проецируемую сознанием расчлененность на отдельные элементы, а также типы и функции этих элементов (в отвлечении от их конкретности). С другой стороны, она обусловлена расчлененностью синтаксической формы конкретных предложений на тектонически отдельные позиции и возможностью отвлечения от конкретного лексического состава, а также морфологических и интонационных показателей, т.е. возможностью трактовки этих позиций как собственно (или примарно) синтаксических фактов. Реляционная структура фиксирует наиболее существенные моменты синтаксической формы и выступает как комплекс позиций, каждая из которых характеризуется лишь в отношении типа и функции соответствующего элемента ситуации. Она манифестируется средствами реляционного аспекта синтаксической формы конкретных предложений. В то время как этот аспект является лишь одной из сторон конкретного предложения, реляционная структура выступает в глубинной сфере языка как самостоятельное целое.

Являясь сложным знаком, реляционная структура репрезентирует строение внеязыковой ситуации как целое. Ее компонентами являются релятемы, репрезентирующие предметы и признаки как элементы ситуации. Соответственно .можно говорить о релятемах предметных и признаковых. Среди первых различаются: а) релятемы исходного предмета (агентивная и неагентивная); б) релятемы замыкающего предмета (пациентивная, атрактивная, локативная, директивная и аблативная) и в) релятемы сопутствующего предмета (атрактивная, локативная, директивная, аблативная и инструментальная). Можно считать, что одинаковыми терминами обозначаются при этом не разные релятемы, а разные проявления тождественных единиц. Подобная трактовка позволяет различать всего восемь предметных релятем. Кроме этого, выделяется еще восемь признаковых релятем: пять первого ранга (три несмещенные и две смещенные), две второго ранга (одна несмещенная и одна смещенная) и одна .третьего ранга. Комбинации предметных и признаковых релятем дают шестнадцать элементарных реляционных структур.

Каждая элементарная реляционная структура строится на основе релятемы (или релятем) более низкого ранга, но ее можно описывать, как это вытекает из некоторых аналогичных процедур в логике и грамматике, исходя из релятемы более высокого ранга и рассматривая последнюю как своего рода ядро реляционной структуры. Такая релятема именуется релятором, а зависимые от нее релятемы — релятами. Предметные релятемы оказываются релятами в базисных реляционных структурах, коррелирующих с базисными ситуациями. В качестве же реляторов в этом случае выступают признаковые релятемы первого ранга (в том числе и смещенные первого ранга). Эти релятемы могут, в свою очередь, выступать релятами, когда они определяются признаковыми релятемами второго ранга. Последние могут быть релятами по отношению к признаковым релятемам третьего ранга. Как мы видим, понятия релята и релятора однозначно не соответствуют понятиям предметной и признаковой релятем.

Существенной особенностью, которая обязательно должна учитываться при характеристике реляторов, является присущая им валентность. Реляторы второго и третьего рангов (т.е. релятемы соответствующих рангов, выполняющие функции реляторов) выступают как одновалентные. Это значит, что они имеют при себе один релят (т.е. релятему непосредственно более низкого ранга). Реляторы первого ранга могут быть одновалентными, двухвалентными и трехвалентными, т.е. иметь при себе одну, две или три релятемы нулевого ранга в качестве релятов. Релятемы нулевого ранта авалентны. Валентность выступает в качестве той силы, которая создает на основе релятора соответствующую реляционную структуру. Говоря о валентности реляторов, следует подчеркнуть, что для каждого данного релятора она есть постоянное, обязательное свойство. Незамещение же той или иной позиции релята какой-то лексемой и вытекающее отсюда отсутствие данной позиции в конкретном предложении есть факт поверхностной сферы языка, тогда как валентность релятора принадлежит к глубинной сфере языка. Так, например, предложение Der Schaffner trat ein репрезентирует относительную ситуацию с двумя предметами: исходным и замыкающим (последний обладает директивной функцией), но релятема замыкающего предмета осталась здесь незамещенной, в результате чего мы имеем дело с эллипсисом. В противоположность этому предложение Die Ruhe trat ein репрезентирует имманентную ситуацию, содержащую только исходный предмет. В данном случае не приходится говорить об эллипсисе.

Валентность релятора как свойство иерархически господствующей абстрактной позиции в составе реляционной структуры следует отличать от сочетаемости как свойства замещающих эту позицию лексем, т.е. той их дистрибутивной характеристики, в которой в общем-то суммированы поверхностные факты, иначе говоря, все непосредственно наблюдавшиеся контексты употребления той или иной конкретной лексемы. Обязательность или факультативность сочетания данной лексемы с другими вытекает в принципе из того, какого рода признак — абсолютный или относительный — обозначается этой лексемой (ср.: Emma schlief; Emma schlief im Dachzimmer; Emma schlief mit der Freundin; Emma schlief mit einem Mann).

Среди лексем со значением признака имеются и такие, ко­торые не имеют при себе ни одной позиции, манифестирующей предметные релятемы. Эти лексемы называют, собственно говоря, не признаки, соотносимые с реляторами, а факты особого рода, не подвергающиеся членению, осмысливаемые и представляемые нерасчлененно. В этом случае целесообразно говорить о событиях, отграничивая тем самым данные факты от ситуаций, которые обязательно распадаются на элементы. Событиям не ставятся в соответствие реляционные структуры, их представление в поверхностной сфере лишено реляционного членения (Светает; Холодно; Дождь). Наряду с этим возможна расчлененность в чисто тектоническом плане (Es schneit). В случае высказываний типа Идет снег описание объективного факта опирается на реляционную структуру, т.е. предполагает расчлененность и в осмыслении данного факта, представление его не как события, а как ситуации.

Анализ способов манифестации каждой реляционной структуры и релятемы представляет особый интерес для выводов о том, как разные языки репрезентируют одни и те же объективные факты, и позволяет в значительной мере освободиться от гипноза морфологических форм.

3.5. Выбор той или иной реляционной структуры связан с воссозданием лишь контура репрезентируемой ситуации, притом весьма приближенного, и подготавливает основу для соответствующих номинативных операций, а также для актуализации данного номинативного комплекса.

ГЛАВА 4

СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРЕДЛОЖЕНИЯ В ПРЕДИКАЦИОННОМ АСПЕКТЕ. ПРЕДИКАЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ КАК ВТОРАЯ СТУПЕНЬ ПОРОЖДАЮЩЕГО ПРОЦЕССА

4.1. В результате приложения к той или иной реляционной структуре предикации происходит первая актуализация исходного образования. Наряду с отнесенностью к строению какой-то единичной ситуации начинает выражаться отнесенность к субъектно-предикатной структуре мысли об этой ситуации.

4.2. Предикация, создающая предикационную структуру, является одной из необходимых трансформаций в процессе порождения предложения. Она заключается в том, что к реляционной структуре присоединяется показатель экзистенциальности (предикатор), в результате чего признак предмета становится 'бытийным признаком, соответствующая ему синтаксическая позиция в сочетании с предикатором — грамматическим предикатом, а позиция предмета, определяемого бытийным признаком,— грамматическим субъектом. В итоге над реляционной структурой надстраивается предикационная структура как единство позиций субъекта и предиката. Ее описанию может служить формула Пред (Суб). Предикат, как уже отмечалось выше, представляет собой единство предикатора как показателя экзистенциальности (Экзист) и детерминируемого им признака первого ранга. Строение предиката можно описать формулой Экзист (Пр¹).

4.3. В результате наложения на реляционную структуру предикационной возникает «двухэтажное» и в тектоническом, и в семантическом планах абстрактное предложение. Это означает, что данное образование характеризуется двумя членениями: реляционным как первичным и предикационным как вторичным. Если иметь в виду только реляционное членение, то тождественными оказываются и предложение Die Dame lächelt, и словосочетание die lächelnde Dame, поскольку они опираются на одну и ту же реляционную структуру Пр¹ (Исх). Но если учитывать и предикационное членение, то здесь присоединение предикатора к релятору, являющемуся в силу этого стержневым, создает предикат, а исходный предмет получает статус субъекта: Экзист (Пр¹ (Исх)) >— Пред (Суб). Такое преобразование происходит в глубинной сфере только при порождении предложения Die Dame lächelt, но не при порождении словосочетания die lachelnde
Dame.

4.4. В случае двухрелятемных реляционных структур, как это только что мы наблюдали, релятор образует основу для предиката, а релят становится основой для субъекта. Предикационное членение совпадает с реляционным. В тех же случаях, когда ядром реляционной структуры служит многовалентный релятор, вопрос о предикационном членении (а именно о том, какая из предметных релятем может быть субъектом и каковы границы соотносимого с ним предиката) решается не так просто.

4.5. В реферируемой диссертации принимается широкая трактовка границ сказуемого. В соответствии с ней в предикат должны быть включены все те компоненты, которые при наложении предикационной структуры на реляционную не входят в субъект. Кроме того, в предикат входит предикатор, не имеющий собственной позиции и появляющийся только с актом предикации. Поскольку предикационная структура всегда двучленна, постольку и предикат во всех случаях является одноместным, т.е. открывает при себе только одну «вакансию» — для субъекта. Если обозначить эту вакантную позицию точкой, то предикату в общем виде будет соответствовать следующая формула: Пред (.), в иной записи: Экзист (Пр¹ (.)).

Последняя формула описывает вместе с тем строение предиката, который можно назвать простым, поскольку он содержит в себе только позицию стержневого релятора в сочетании с предикатором. При манифестации такого предиката стержневой релятор и предикатор могут выступать как слитно (Die Frau schläft), так и раздельно (Das Mädchen ist schön; Karl ist Lehrer).

Составной предикат содержит в себе не только позицию стержневого релятора в сочетании с прёдикатором, но и позиции релята (или релятов), за исключением того, который был выбран на роль субъекта. Так, высказывание Thomas lief zur U-Bahn опирается на абстрактное предложение, в котором предикат содержит в себе стержневой релятор, предикатор и замыкающий предмет с директивной функцией: Экзист (Пр¹ (., Дир)). В высказывании Thomas lehnte den Kopf an das Polster манифестируется предикат, содержащий стержневой релятор, предикатор, замыкающий предмет (пациенс) и сопутствующий предмет (директив): Экзист (Пр¹ (., Пац, Дир)). Подобная трактовка границ предиката опирается в конечном итоге на те же самые соображения, которые побудили В. Г. Адмони сформулировать понятие «расширенного сказуемого»: субъекту как исходному пункту грамматической предикации противостоит только предикат, что отражает противоположение в означаемом предмета как носителя признака и приписываемого ему волей говорящего бытийного признака.

Релятемы второго и третьего рангов, входящие в состав небазисных реляционных структур, не охватываются предикатом и остаются за пределами абстрактного предложения. В поверхностной сфере они манифестируются в виде позиций в периферийной части синтаксической формы конкретных предложений. Таковы обстоятельства, определения и предикативные атрибуты. Они могут считаться свернутой формой проявления самостоятельных высказываний, оставшихся в целом латентными.

Особый интерес представляют разные случаи усложнения предиката и абстрактного предложения за счет соединения двух базисных реляционных структур, а именно сращение (Peter fühlt das Herz schlagen), совмещение (Märkte setzt sich, schlürft Pfefferminz und plaudert), слияние (Die Eheleute zankten sich), сложение (Karl ist, was man einen Theoretiker nennt).

4.3. Субъект есть вычленяемая в предикационной структуре позиция предмета, которому волевым актом предикации приписывается бытийный признак. Означаемым субъекта является, таким образом, предмет. В силу этого основу для субъекта образует та или иная предметная релятема, входящая в состав базисной реляционной структуры, которая послужила основой для предложения.

Наиболее часто наблюдается такое наложение предикационной структуры на реляционную, при котором субъект надстраивается над релятемой исходного предмета. Совпадение обеих этих позиций, выделяемых при двух разных членениях, является нормой. Оно характеризует прямое соответствие реляционной и предикационной структур. Если в ситуации отношение между элементами имеет своей отправной точкой исходный предмет, то в мысли об этой ситуации, по-строениой в виде атрибутивного суждения, отношение исходит из предмета мысли. При прямом соответствии реляционной и предикационной структур, репрезентирующих строение ситуации и строение мысли, оба отношения выражаются как однонаправленные, вернее — как бы исходящие из одной точки. В результате предикационное членение усиливает и поддерживает реляционное членение: Karl pflückt die Āpfel.

Наряду с этим возможно и конверсное (или обращенное) соответствие, при котором на роль субъекта выдвигается релятема, не соотносящаяся с исходным предметом ситуации. В этом случае отношения, репрезентируемые реляционной и предикационной структурами, оказываются 'не совпадающими по своему направлению, исходящими как бы из разных то­чек. Предикационное членение вступает в результате в противоречие с реляционным, навязывая иное осмысление той же самой ситуации, а подчас и выбор иной реляционной структуры. Наряду с неконверсными абстрактными предложениями выстраиваются абстрактные предложения с конверсным субъектом, т.е. субъектом, восходящим либо к релятеме замыкающего, либо к релятеме сопутствующего предмета. В первом случае имеет место несоразмерная конверсия, поскольку не происходит взаимной мены функциями между ре-лятемами исходного и замыкающего предметов: Karl pflückt die Āpfel.— Die Āpfel werden (von Karl) gepflückt. Во втором случае наблюдается соразмерная конверсия, так как релятемы исходного и сопутствующего предметов взаимно обмениваются своими функциями: Der Beamte händigte Georg den Pass ein.— Georg bekam den Pass vom Beamten.

Конверсное представление ситуации не задается объективными фактами и выступает как продукт деятельности сознания, осмысляющего иначе ту же самую ситуацию, которая может быть представлена неконверсно.

4.4. В поверхностной сфере абстрактному предложению соответствует базисная часть синтаксической формы конкретных предложений. В абстрактном предложении (и в манифестирующей ее базисной части) выделяются прежде всего члены предложения первого порядка: субъект и предикат. При соотнесении их с релятемными позициями обнаруживаются члены предложения второго порядка, к числу которых относятся предикатное ядро, субъектный комплемент, объектные комплементы (прямое и косвенное дополнения) и объектно-квалификативный член.

Различение членов предложения первого и второго порядка оказывается необходимым в силу того, что субъект противостоит непосредственно только предикату (простому или составному), но не дополнению. Последнему противополагается субъектный комплемент как член предложения второго порядка, причем противопоставление субъектного и объектного (или объектных) комплементов опосредствуется предикатным ядром. Члены предложения второго порядка .представляют собой по сути дела релятемы, квалифицируемые теперь, однако, с точки зрения их роли в строении предложения.

Что же касается обстоятельства, определения и предикативного определения, то они отмечаются только в поверхностной сфере, в периферийной части конкретных предложений. В глубинной сфере им, как правило, могут отвечать самостоятельные предложения, которые остаются не манифестированными в целом.

4.5. Предикационная ступень существенно «перерабатывает» поступающие на ее вход реляционные структуры и «выдает» абстрактные предложения, нуждающиеся в дальнейшей модификации и актуализации.

ГЛАВА 5

СЕМАНТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ СУПЕРСИНТАКСИЧЕСКОЙ СТОРОНЫ КОНКРЕТНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ. МОДИФИКАЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ КАК ТРЕТЬЯ СТУПЕНЬ ПОРОЖДАЮЩЕГО ПРОЦЕССА

5.1. Если продуктом первой ступени порождающего про­цесса является реляционная структура, обладающая денотативно-референтной соотнесенностью, а продуктом второй ступени — абстрактное предложение, сочетающее денотативно-референтную и модифицирующую соотнесенность, то в результате функционирования следующей, модификациониой ступени (совместно с механизмом лексического кодирования) возникает актуализованное высказывание, относящееся в качестве означающего к конкретной ситуации и конкретным образованиям в сознании. Продукт этой ступени представляет собой уже «трехэтажное» образование. Оно-то и «выводится на поверхность», т.е. становится благодаря его перекодированию средствами поверхностной сферы конкретным предложением.

Функционирование модификационной ступени заключается в том, что теперь к образованию, являющемуся продуктом второй ступени, добавляются операторы, вносящие в случае любого высказывания общие модифицирующие значения, а в особых случаях специальные модифицирующие значения. К первым относятся значения, связанные с выражением модальности, темпоральности и дескрипции предметов. Благодаря операторам этого рода высказывание «привязывается» к конкретной ситуации. Ко вторым относятся значения, связанные с выражением персональности, выделения, отрицания, побуждения, вопроса и эмоционально-экспрессивной оценки.

5.2. Модальностью, или модальной оценкой, можно считать являющееся означаемым языкового знака отношение говорящего к высказыванию с точки зрения степени достоверности его содержания. Соответствующий знак именуется модальным оператором, а его значение — модальным значением. Модальный оператор не входит в состав предиката и абстрактного предложения, он скорее соотносится с высказыванием о высказывании. Модальный оператор обладает более высоким рангом, чем предикатор. Это обстоятельство можно представить следующей формулой, где Мод обозначает оператор модальности вообще: Мод (Пред (Суб)).

Модальные оценки складываются в результате взаимодействия шкалы достоверности (с оценками «достоверно» и «недостоверно») и шкалы необходимости (с оценками «необходимо» и «ненеобходимо»). Различаются четыре оценки и соответственно четыре оператора модальности: обычная достоверность («достоверно»), усиленная достоверность («необходимо достоверно»), ослабленная достоверность («ненеобходимо достоверно») и недостоверность («недостоверно»). Манифестация этих операторов обеспечивается наклонениями глагола, модальными глаголами, а также модальными словами.

Если обозначить оператор обычной достоверности символом Д, то высказыванию Peter liest das Buch можно поставить в соответствие следующую формулу: Д (Пред (Суб)). Подобным же образом можно описать высказывание Peter muβ das Buch lesen следующей формулой, где Н обозначает оператор усиленной достоверности: Н (Пред (Суб)).

Каждый из модальных операторов может манифестироваться предложением: Es ist wahr, dass...; Es ist notwendig, dass... и т.д.

5.3. В конкретном предложении немецкого языка обязательно содержится также знак-оператор, благодаря функционированию которого устанавливается соотнесенность содержания высказывания с той или иной точкой во времени или временным отрезком, т.е. выражается темпоральная оценка. Оператор темпоральности тоже не входит в состав предиката и абстрактного предложения. Он скорее соответствует самостоятельному высказыванию о высказывании: Romeo liebte Julia > Dass Romeo Julia liebte, bezieht sich auf die Vergangenheit/ist vergangen.

Шкала независимых темпоральных оценок в основном была установлена традиционной грамматикой. Оценка «настоящее» занимает положение нуля. Ей противостоят оценки «прошлое» и «будущее».

5.4. Чтобы соотнести абстрактное предложение с конкретной ситуацией, необходимы не только номинативные операции и не только трансформации модальности и темпоральности, но и уточнение того, к каким именно единичным предметам относятся имена, замещающие предметные позиции. Осуществляется такое соотнесение посредством так называемой дескрипции, т.е. присоединения одного из операторов, который и должен сопровождать данную предметную позицию. Различаются операторы дескрипции (или дескрипторы): а) тотальности, или полного охвата класса, когда позиция предмета и замещающее ее имя относятся к множеству предметов как единому целому: Alle Jungen schweigen; б) недетерминированной выборки, или неопределенности, когда предполагается осмысление множества предметов как расчлененного целого и соответственно выделение одного или ряда предметов из этого множества: Ein Junge schweigt; Einige Jungen schweigen; в) детерминированной выборки, или определенности, когда предмет или предметы характеризуются в аспекте осмысления их опять как элементов множества, но выделенных в результате довольно жесткой детерминации: Der Junge schweigt; Dieser Junge schweigt.

Дескрипторы манифестируются в поверхностной сфере посредством артиклей, прилагательных, адъективных местоимений и числительных. Их функции могут быть переданы также самостоятельными высказываниями: Der Junge, der am Fenster steht, schweigt.

5.5. Под персональностью понимается указание на говорящего или слушателя как непосредственных участников данного акта коммуникации в случае тождества первого или второго с каким-либо предметом как элементом описываемой ситуации. Репрезентируется такое указание на тождество операторами персональности. Оператор Ich означает тождество одного из предметов ситуации с говорящим. Оператор Du служит для выражения тождества одного из предметов ситуации и слушателя. Оператор Wir₁ предполагает, что каждый из элементов совокупного предмета является членом коллектива говорящих. Оператор Wir₂ предполагает тождество с говорящим только одного из элементов, входящих в совокупный предмет. Точно так же разграничиваются операторы Ihr₁ и Ihr₂, только теперь имеется в виду отождествление со слушателем (слушателями). Операторы Sie₁, Sie₂ и Sie₃ соответствуют в основном операторам Du, Ihr₁ и Ihr₂, но содержат
в себе, кроме того, указание на официальность, вежливость. Все эти операторы аналогичны, таким образом, дополнительным высказываниям.

5.6. В так называемом актуальном членении одни моменты явно относятся к сфере предикации, а другие — к выделению, или подчеркиванию, какой-то части  высказывания с целью обратить на нее внимание слушателя. Выделение репрезентируется оператором, которому в соответствие может быть поставлено дополнительное высказывание: "Peter liest ein Buch.> x liest ein Buch. x ist Peter, x ist niemand anderer; Peter liest ein "Buch. > Peter liest у. у ist ein Buch. у ist nichts anderes.

Выделение связано, таким образом, со вторичной предикацией и заменяет высказывание, оставшееся латентным (ср.: Э. Даль, Т. П. Ломтев).

5.7. Отрицание есть мыслительный акт, который предполагает наличие готовой или почти готовой пропозиции и вносит в это образование коррективы, обусловливая своего рода «зачеркивание» данного мыслительного образования в целом или же в отдельных его частях. Оно репрезентируется оператором отрицания. Оператор отрицания может прилагаться к позиции предмета или признака сам по себе либо же в сочетании с оператором выделения. В первом случае отрицается данная ситуация, во втором же случае именно данный признак или данный предмет: Ср.: Marie kocht die Suppe nicht.— Marie "kocht die Suppe nicht. Marie "iβt die Suppe. Отрицание в сочетании с выделением предполагает, следовательно, дополнительное высказывание.

5.8. При побуждении предполагается наличие основной репрезентируемой ситуации и ситуации побуждения, в которой связаны друг с другом говорящий и слушатель и в которую в качестве элемента включается основная ситуация: Lies das Buch! — Ich fordere von dir, dass du das Buch liest. Оператор побуждения манифестируется императивом, а также интонационными средствами.

5.9. При вопросе предполагается наличие основной ситуации либо с неполным лексическим кодированием из-за недостатка инфюрмации, либо не могущей получить определенной оценки достоверности (опять-таки по той же причине: недостаток информации). Вопрос репрезентируется оператором интеррогативности, который может употребляться самостоятельно или же в сочетании с операторами отрицания и выделения. Интеррогативный оператор манифестируется вопросительными словами, а также интонационными и линейно-синтаксическими средствами.

5.10. Эмоционально-экспрессивная оценка, репрезентируемая оператором эмотивности, есть отношение говорящего к ситуации как к факту. Эмотивный оператор может манифестироваться интонационными средствами, междометиями, а также оценочными словами типа leider, schade и т. п.

5.11. Все трансформации, описанные в 5 главе, ведут к усложнению тектонической и семантической структуры, предполагая присоединение к исходному высказыванию о ситуации высказываний дополнительного характера, остающихся, однако, зачастую латентными.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В реферируемой диссертации была показана возможность и необходимость разграничения глубинной и поверхностной сфер языка в соответствии с различным модусом их существования, при отсутствии между ними одно-однозначных соответствий и более универсальном характере фактов глубинной сферы. В работе была предпринята попытка систематического описания глубинной основы предложения в свете идеи о постепенном, поэтапном порождении предложения, в процессе которого в глубинной сфере совершается переход от абстрактных синтаксических (т.е. позиционных) схем к конкретным образованиям. Та или иная простая абстрактная схема обрастает в результате «привязываемых» к ней операций новыми и новыми компонентами, пока не становится сложным, «многоэтажным» образованием, более или менее полно удовлетворяющим коммуникативному намерению.

Разумеется, не все намеченные моменты получили удовлетворительное разрешение. Но цель работы будет достигнута, если удастся обратить внимание лингвистов на некоторые возможности анализа семантической структуры предложения в свете динамики порождающего процесса.

По теме диссертации опубликованы следующие работы (общим объемом 19,9 п. л.):

1.  Выделение функциональных интонационных единиц в современном немецком языке.— Уч. зап. Орловского гос. пед. ин-та, т. XVII. Фак-т иностранных языков. Вып. 2. Орел, 1963 (0,8 п. л.).

2.  К вопросу о выделении базисных структур в немецком языке.— Тезисы докладов 3 научно-методической конференции фак-та романо-германской филологии ВГУ. Воронеж, 19,64 (0,1 п. л.).

3.  О понятии коннотации в конфигурационном синтаксисе.— Проблемы обучения иностранным языкам в вузе и школе. Доклады конференции. Ч. IV. ВГПИ. Владимир, 1969 (0,6 п. л.).

4.  О двух концепциях парадигматического анализа в синтаксисе.— Синтагматика, парадигматика и их взаимоотношение на уровне синтаксиса. Материалы научной конференции. ЛГУ им. П. Стучки. Рига, 1970 (0,3 п. л.).

5.  О границах сказуемого.—Тезисы VII межвузовской конференции по романо-германскому языкознанию. Секция «Вопросы синтаксиса простого предложения». ПГПИИЯ. Пятигорск, 1970 (0,2 п. л.).

6.  О неправомерности противопоставления синтаксиса и семантики.— Вопросы семантики. Тезисы докладов. Дискусссия на расширенном заседании филологической секции Ученого совета Ин-та востоковедения АН СССР. М., 1971 (0,2 п. л.).

7.  Падеж и реляционность. (К вопросу о сущности категории падежа).—Категория падежа в структуре и системе языка. Материалы научной конференции. ЛГУ им. П. Стучки. Рига, 1971 (0,2 п. л.).

8.  Аспекты предложения как уровни его семантической структуры.— Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Тезисы докладов. ЛО ИЯ АН СССР и ЛГПИ им. А. И. Герцена. Л., 1971 (0,1 п. л.).

9.  К взаимоотношению синтаксиса и семантики.— Вопросы английской и французской филологии. ТГПИ. Тула, 1971 (1,4 п. л.).

10. К оценке конвенционалистекой концепции реальности языковых единиц.— Вопросы языкознания, 1971; № 4 (0,7 п. л.).

ll. О некоторых аналогиях между объектами фразеологии и синтаксиса.— Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц. Материалы межвузовского симпозиума (1968). Вып. 2. Ответы на вопросы анкеты. ТГПИ. Тула, 1971 (0,2 п. л.).

12. Гносеологический и онтологический анализ языкового значения.— Исследования по немецкой филологии. Памяти акад. В. М. Жирмунского. ТГПИ. Тула, 1972 (1,6 п. л.).

13. Про межi присудка в нiмецькому реченнi — 1ноземна фiлологiя, вип. 27. Львiв, 1972 (0,5 п. л.).

14. Взаимодействие языковых средств при синтезе высказывания.— Теория и практика лингвистического описания иноязычной разговорной речи. Уч. зап. ГГПИИЯ, вып. 49. Горький, 1972 (0,3 п. л.).