Язык (вернее, пользование языком, Sprachververwendung, language use, l’usage du langage) очень часто ставится в соответствие с игрой в шахматы (ср.: де Соссюр 1977). Всякая игра предполагает владение её правилами (стратегией и тактикой). Во всякой игре обязательна мена ходов со стороны её участников.

Точно так же и коммуникативная компетенция общающихся, имеющая сложное многоуровневое строение, в довольно грубом приближении могла бы соответствовать более элементарным навыкам ведения какой-либо стратегической игры, например игры в шахматы. Ограниченное количество правил шахматной игры, так напоминающих правила формальной грамматики, переходит в великое множество вариантов и стратегий ведения игры. Это ведёт к тому, что одному из игроков суждено обыграть соперника, проиграть ему или же закончить игру ничьей.

Подобно игрокам в шахматы, говорящие, используя в дискурсе грамматичные фразы (Lyons 1977:379) и тактики, могут осуществлять свои стратегические цели (удовлетворение просьбы или вопроса, убеждение и т.д.). При этом они могут “обыграть” своего партнёра по коммуникации (достижение коммуникативной цели), “проиграть” ему (коммуникативная неудача) или же “предложить ничью” (частичное достижение коммуникативной цели при взаимном компромиссе). Сама шахматная терминология отражается в некоторых обозначениях единиц и категорий анализа дискурса (дебют и эндшпиль » инициальная и финальная фазы общения; шахматная инициатива » коммуникативная инициатива; атака и защита » инициативный и реактивный ходы и т.д.)

Подобная традиционная аналогия языка с шахматами (де Соссюр 1977; Harris 1993; Макаров 1998) помогает довольно точно определить тенденцию в развитии языковедения — от установления правил формальной грамматики, описывающей внутреннюю, имманентную структуру языка, к выявлению общих стратегий производства и понимания дискурса, к построению теории пользования языком, которая может опираться только на деятельностную основу.

Если для структурной лингвистики достаточно было постулировать существование языка как некоей абстрактной сети взаимозависимостей, даже не всегда обращаясь к субстанциальной стороне находящихся в связях друг с другом языковых элементов, неадекватность чего была достаточно быстро осознана здраво мыслящими лингвистами, то теперь в центре внимания оказывается не только язык в неразрывном единстве его формы и субстанции, но и более высокое единство, а именно единство языка и человека — действующего в реальном мире, мыслящего и познающего, общающегося с себе подобными. Язык стал пониматься более широко, чем это было присуще структурной, да и генеративной лингвистике. Наблюдается тенденция к переосмыслению гумбольдтовского деятельностного подхода к языку.

Если прежняя (статическая по своей сущности) лингвистика в познании языка шла от таких языковых объектов, как текст, предложение, слово или его грамматическая форма, то деятельностная лингвистика (в лице прежде всего прагматики в самом широком понимании этого слова) отправляется от человека, его потребностей, мотивов, целей, намерений и ожиданий, от его практических и коммуникативных действий, от коммуникативных ситуаций, в которых он участвует либо как инициатор и лидер, либо как исполнитель “второй” роли. И тогда исследователю открываются новые моменты в содержании слов, предложений, текстов.

Лингвистика текста (как и теория текста в целом, включающая в себя нарративную лингвистику) сложилась именно в русле классического структурализма. Для неё исходным пунктом анализа является по преимуществу произведение письменной речи, т.е. статичный по своей природе объект, нечто застывшее. Динамическое же начало присутствует не в этом готовом продукте чаще всего организованной, а не спонтанной речи, а в актах интерпретации текста его читателем или же его исследователем. Идя от текста, исследователь и пытается реконструировать ту (тоже динамическую) предметную и познавательно-коммуникативную ситуацию, в которой могло возникнуть это произведение. Опосредствует же акты творческой деятельности автора и акта не менее творческой деятельности интерпретатора статичный текст.

А такие дисциплины, как анализ дискурса, конверсационный анализ и развивающийся внутри него анализ разговора (т.е. спонтанной устной речи) ориентируются на установки деятельностной парадигмы. Для представителей этой парадигмы язык не самоценен и не изучается в самом себе и для себя. Он и онтологически, и (в соответствии с этим) эпистемически включён в человеческую деятельность, являясь и одним из важнейших её инструментов, и одним из ценнейших её продуктов.

Ближайшим образом язык связан с мышлением и сознанием. Триединство Мышления, Сознания и Языка как раз и воплощает в себе духовный мир человека (см.: Сусов 1998).

Введение в лингвистику, при следовании В. фон Гумбольдту (1984; 1985), И.А. Бодуэну де Куртенэ (1963), Л.В. Щербе (1974), Э. Сепиру (19930) и др., антропологического подхода к языку активизировало интерес к личностным и социальным сторонам деятельности говорящего. Стало ясно, что реализация и интерпретация определённых стратегий речевого общения не могут осуществляться без учёта многообразных личностныхи социокультурных аспектовкоммуникативного процесса.

Поэтому в отличие от упомянутой игры в шахматы, в которой число принимаемых во внимание условий ограничено и количество вариантов и стратегий теоретически исчислимо, в естественном языковом общении — при огромном и бесконечном разнообразии определяющих его факторов — число возможных ходов просто не может быть исчислено. Сложнейшая задача их исчисления упрощается лишь за счёт выявления некоторых рекуррентных, наиболее типичных структур, вызывающих определённые когнитивные реакции.

Это означает, что при описании единичного речевого действия во внимание принимаются не только типичные схемы практической и коммуникативной деятельности, но и типичные схемы организации внутреннего мира говорящего, иначе говоря, представленный в его картине мира (индивидуальной по способу существования, но социально и этнокультурно обусловленной!) набор познавательных структур. Коммуникативный подход предполагает переплетение с подходом когнитивным.

Собственно, общение оказывается возможным не только при наличии в сознании каждого говорящего, в его картине мира неких смысловых, информационных “сгущений” (которые часто именуются фреймами, т.е. определённым образом организованных, структурированных, упорядоченных “порций” знания), но и в переработке этих фреймов в языковые путём придания им свойства коммуницируемости. Совокупность языковых, коммуницируемых фреймов образует языковую картину мира.

Всякое коммуникативное действие в рамках сонтанного или организованного дискурса представляет собой реализацию тех или иных коммуникативно-когнитивных структур. Такими когнитивными структурами являются фреймовые модели, содержащие информацию социокультурного характера, или знания о том, что Виттгенштейн называл “языковыми играми” (см. сравнение с шахматами: Harris 1993).

В исследовании этих структур и их роли в организации дискурса в последние годы достигуты немалые успехи, и к их достижению немалые усилия приложили, в числе других, работающие в русле Тверской семантико-прагматической школы Станислав Алексеевич Сухих и Михаил Львович Макаров.

Так, М.Л. Макаров (1998а, 1998б) показал, что управляющие коммуникативным действием когнитивные структуры, как правило, организованы в виде сценариев, отражающих взаимодействие участников коммуникации типа “субъект — субъект” и опирающихся на доминирующее процедуральное знание (ср.: процедуральное знание vs. декларативное знание). М.Л. Макаров предлагает называть когнитивные структуры такого рода процедурными сценариями взаимодействия (ср.: процедурный сценарий взаимодействия vs. декларативная модель предметно-референтной ситуации). Если темой фрейма предметно-референтной ситуации является сам предмет общения, то темой сценария взаимодействия — сам тип взаимодействия, или общения, т.е. тип дискурса.

Многоаспектную личностно ориентированную модель дискурса, оправдывающую себя в экспериментах, построил С.А. Сухих (1998а; 1998б). В его представлении типы дискурса выступают как коммуникативно-прагматические образцы речевого поведения, протекающего в определённой социальной сфере, т.е. они представляют свои собственные сферы общения. Последние характеризуются набором некоторых взаимообусловленных переменных, входящих в социально-дейктическую компоненту сценария взаимодействия (ср.: компоненты функциональной системы речевого общения — Сухих 1998а:8—11).

К ним относятся социальные нормы и конвенции, ситуативный контекст (место и время речевого события, дистанция общения), социальные отношения и роли общающихся, степень знакомства собеседников, состав участников коммуникации, уровень формальности и др. Эти наборы переменных можно встретить в социолингвистике и конверсационном анализе (ср.: Henne, Rehbock 1995:32 и др.).

Особый интерес для анализа диалогического дискурса представляет проблема передачи коммуникативных ролей (turns). Мена коммуникативных ролей — важнейшая категория анализа разговора (talk analysis, Gespraechsanalyse). Она также участвует в конструкции сценария взаимодействия, поскольку является одним из важнейших аспектов организации дискурса. В связи с этим некоторые лингвисты относят индексы мены коммуникативных ролей наряду с другими речеорганизующими средствами (дискурсные маркеры, акты коррекции и редактирования, акты поддержания внимания и проверки понимания и т.д.) в сферу дейксиса дискурса (ср.: redeorganisierende Sprechakte — Wunderlich 1976:330—334), отмечая их метакоммуникативный характер.

Мена коммуникативных ролей является составной частью дискурсно-дейктического компонента сценария взаимодействия и при определённых условиях может определяться когнитивными и социокультурными факторами, указанными выше. Основополагающим интегрированным фактором (темой сценария) следует назвать тип дискурса, коррелирующий с типом социальной сферы.

Схематически это выглядит следующим образом:

В этой статье мы обратимся лишь к некоторым социально значимым параметрам речевой ситуации, которые на когнитивном уровне каждый раз заново воссоздают определённые структуры знаний (фреймы) в феноменологическом поле человека. Обращаясь к когнитивным структурам, имеющим в целом конвенциональную природу и описывающим самое “типичное” или “характерное” в данном социуме или обществе, мы оставим без внимания факторы индивидуальной психологической природы, которые играют весьма важную роль в регуляции мены коммуникативных ролей.

Поскольку “каждая социальная сфера характеризуется единством конструктивных параметров, которые создают систему типовых речевых ситуаций, характерных для данной сферы и неотделимых от неё”, следует предположить, что “это проявляется в степени допустимости типов речевых действий...” (Сухих 1998а:128).

Мена коммуникативных ролей осуществляется, как известно, в результате выполнения речевых и неречевых действий, которые, надо полагать, также зависят от типа дискурса, а вместе с тем и типа социальной сферы. Кроме того, и сам характер мены коммуникативных ролей (по инициативе говорящего или слушающего; по признаку отнесённости реплик во времени и т.д.) в большой степени обусловливается типом социальной сферы.

Проблема выделения различных типов социальных сфер напрямую сопряжена с выбором релевантных критериев. Большинство лингвистов сходятся в определении основных параметров ситуации общения, но по-разному трактуют их значимость и по-разному реализуют ситуативные параметры при создании типологий диалогов или сфер общения (Henne, Rehbock 1995:30—33, 232; Levinson 1983:23; van Dijk 1980:98; Wunderlich 1976:29 и др.).

Наиболее удачной в этой связи представляется попытка С.А. Сухих (1998а:9—10, 25) разграничить социальные сферы на основе степени жёсткости социального контроля, который описывается, прежде всего, в понятиях норм, конвенций и ритуалов, коммуникативных схем, а также допустимости тем общения и типов речевых действий. Такая типология кажется нам наиболее адекватной, и в дальнейшем мы будем опираться именно на неё.

Из перечисленных выше критериев нас интересуют параметры чисто социальной природы, а именно: социальные нормы и конвенции, через которые преломляются когнитивные представления о ситуативном контексте, о составе и степени знакомства интерактантов, об их социальных отношениях и ролях, а также об уровне формальности интеракции.

При комплексном применении этих социальных переменных социальные сферы условно можно разбить на 2 группы:

1. формальная (высокий уровень формальности; жёсткая необходимость соблюдения норм, обусловленная принципом кооперативности при решении совместных задач; асимметричные социальные отношения, т.е. наличие иерархии в отношениях, и т.д.);

2. неформальная (личностный характер общения, связанный иногда с отрицанием действующих в обществе норм; непринуждённое, неофициальное общение; высокая степень знакомства; симметричные социальные отношения и т.д.).

Соответственно можно выделить следующие сферы общения:
1.1. институционно-производственная сфера;
1.2. обслуживания (потребительская) сфера;
2.1. сфера досуга;
2.2. семейно-бытовая сфера.

Опираясь на данную типологию сфер общения, попытаемся выяснить, в какой степени характер и сигналы мены коммуникативных ролей зависят от типа социальной сферы.

Как известно, в случае диадической речевой интеракции мена коммуникативных ролей может последовать по инициативе говорящего (посредством прямого или косвенного “назначения” следующего говорящего; посредством совершения первого инициативного хода в обмене типа вопрос — ответ) или слушающего (в случае “нулевой” регуляции, когда сами участники общения “берут слово”).

Но особый интерес представляет собой интеракция в исполнении трёх и более лиц. Тогда мена коммуникативных ролей может быть инициирована интерактивным ведущим (Gespr?chsleiter — Henne, Rehbock 1995) вне зависимости от того, кто совершил последние коммуникативные ходы.

Очевидным является тот факт, что мена коммуникативных ролей посредством интерактивного ведущего, как правило, осуществляется в институционной сфере, например в результате совершения метакоммуникативных ходов спикером (председательствующим) или другими участниками какого-нибудь официального собрания с подобными функциями в условиях жёсткого регламента:

“Warum haben Sie nicht aufgeschlossen?”
Der Vorsitzende Richter stellte einer Angeklagten nach der anderen dieselbe Frage. Eine Angeklagte nach der anderen gab dieselbe Antwort. Sie habe nicht aufschliessen koennen...
Der Vorsitzende Richter machte einer Angeklagten nach der anderen denselben Vorbehalt. Der Bericht lese sich anders...
Nein, sagte eine Angeklagte nach der anderen, so sei es nicht gewesen. Der Bericht sei falsch. (B. Schlink. Der Vorleser)

В данном отрывке судья, ведущий судебное заседание, выступает в роли “дирижёра”, контролирующего ход речевой интеракции, которая состоит в основном из обменных структур.

В сфере обслуживания также преобладают коммуникативные ходы, образующие обмены, которые в элементарном виде представляются схемой инициация — реакция. Отличие от обменных структур в институционной сфере часто состоит в том, что последние имеют однонаправленный характер (как правило, один лишь интерактивный ведущий инициирует обмен), тогда как в сфере обслуживания (без интерактивного ведущего) обмены имеют разнонаправленный характер.

Схема обмена на практике многократно усложняется и имеет более комплексный вид. Мена коммуникативных ролей, соответственно, осуществляется посредством произнесения инициативного (предписывающего) хода, требующего произнесения (выполнения) реактивного (предписанного) хода. Эта схема реализуется при совершении обменов типа: вопрос — ответ; просьба — ответ (действие); приветствие — ответное приветствие и др., например:

“Was wollen Sie trinken?” fragte er.
“Zwei Calvados”, sagte Ravic zu dem Kellner, der eine Weste trug und die Hemdsaermel aufgekrempelt hatte. “Und ein Paket Chesterfield-Zigaretten.”
“Haben wir nicht”, erklaerte der Kellner. “Nur franzoesische.” (E.M.R. Remarque. Arc de Triomphe)

Данная ситуация наглядно показывает, как разворачивается мена коммуникативных ролей посредством ходов, входящих в обменные структуры. Официант и посетитель кафе вступают в интеракцию, используя схемы: вопрос — ответ; просьба — отказ (уточнение). Мена коммуникативных ролей является в данном случае “опривыченной” операцией, обусловленной достаточным социокультурным опытом интерактантов.

Это не значит, конечно, что в данных сферах мена коммуникативных ролей не совершается иными способами. Рассмотренные выше способы мены коммуникативных ролей являются лишь в высшей степени прогнозируемыми в данных сферах общения.

В сфере досуга и семейно-бытовой сфере мена коммуникативных ролей происходит главным образом по инициативе как говорящего, так и слушающего. Вполне возможен и вариант с интерактивным ведущим, в частности, если глава семьи является непререкаемым и абсолютным авторитетом в кругу членов этой семьи и собирает “семейный совет”, выполняя при этом функции “спикера”. Это довольно частое явление, например, в некоторых странах Азии. Для европейского образа жизни сегодня такие примеры — скорее редкость и показатель глубокого консерватизма.

Какой из способов мены коммуникативных ролей превалирует в данной неформальной интеракции, определяется во многом степенью знакомства интерактантов. Если участники общения давно и хорошо знакомы, то преобладает “нулевая” регуляция мены коммуникативных ролей или же передача коммуникативного хода в результате прямого либо косвенного “назначения” следующего говорящего, а также передача хода в рамках обмена коммуникативными ходами в зависимости от социального мотива (типа макроинтенции) интеракции.

Кроме того, мена коммуникативных ролей характеризуется по типу отнесённости соседних реплик во времени. При этом выделяются 3 типа “взятия шага” (Henne, Rehbock 1995:190):

а) мена коммуникативных ролей с перебиванием;
б) “гладкая” мена коммуникативных ролей;
в) мена коммуникативных ролей после паузы.

Мена коммуникативных ролей с перебиванием имеет место в любой из сфер общения. Но нетрудно заметить, что в эмоционально подчёркнутой интеракции, реализующей экспрессивную интенцию и имеющей личностный характер, интерактанты часто нарушают принятые в данном социуме нормы и конвенции, поскольку между ними обнаруживаются различного рода противоречия, возникают конфликты, а вместе с тем и “словесные дуэли”, в которых каждый или же имеющий более высокий социальный статус собеседник пытается “перехватить” коммуникативную инициативу.

В таких условиях наиболее частотным является способ мены коммуникативных ролей с перебиванием, осуществляемый преимущественно в семейно-бытовой сфере и сфере досуга:

“Es tut mir leid, Hanna. Alles ist schiefgelaufen. Ich habe dich nicht kraenken wollen, aber es scheint ...”
“Es scheint? Du meinst, es scheint, du hast mich gekraenkt? Du kannst mich nicht kraenken, du nicht. Und gehst du jetzt endlich? Ich habe gearbeitet, ich will baden, ich will meine Ruhe haben.” Sie sah mich auffordernd an. (B. Schlink. Der Vorleser)

Конфликтные ситуации возникают и в институционной, и в потребительской (обслуживания) сферах, но в них общение обусловлено принципом кооперативности решаемой совместно задачи, что в принципе предполагает “цивилизованный” способ мены коммуникативных ролей (“гладкая” мена и мена после паузы).

Такие способы особенно актуальны, если “в права” вступают речеорганизующие средства, регулирующие мену коммуникативных ролей (Henne, Rehbock 1995:197—201; Wunderlich 1976:330—334). К числу сигналов мены коммуникативных ролей относятся вербальные, паравербальные (темпоральные, мелодические и динамические акценты, силенциальные акты) и невербальные действия (средства кинесики и проксемики).

Многие параязыковые знаки заменяют либо сопровождают речевые ходы коммуникантов и благодаря этому делают речь более эмоциональной и выразительной. Такие свойства присущи, как правило, экспрессивной речи, соответствующей неформальной сфере общения.

Таким образом, следует ожидать того, что в разговорах на семейно-бытовом уровне, а также в сфере досуга количество невербальных сигналов мены коммуникативных ролей существенно возрастёт:

“Mein Jungchen heisst Michael, ist ein Student ...” “Schueler.” “... ist ein Schueler, ist, was, siebzehn?” Ich war stolz auf die zwei Jahre mehr, die sie mir gab, und nickte. “... ist siebzehn und will, wenn er gross ist, ein beruehmter ...” Sie zoegerte. (B. Schlink. Der Vorleser)

Кивок головой юноши является не только ответом на предположение собеседницы, но и сигналом передачи роли говорящего.

Вышесказанное, конечно же, не означает, что в официальном дискурсе нельзя встретить параязыковые элементы мены коммуникативных ролей. Среди них наиболее употребительны направленная (дейктическая) жестикуляция, зрительный контакт и др.

Речевые сигналы мены коммуникативных ролей могут быть социально ориентированными. В этом отношении определённый интерес представляет иллокутивный потенциал речевых действий (сигналов) мены коммуникативных ролей. В.Н. Волошинов писал: “Именно ближайшая социальная ситуация и более широкая социальная среда всецело определяют и притом, так сказать, изнутри — структуру высказывания.” (цит. по: Сухих 1998а:128). Социальная сфера вполне может определять типы речевых действий при мене коммуникативных ролей.

Исследование в этой области показало, что о мене коммуникативных ролей могут сигнализировать речевые действия директивного, эротативного и констативного типа (см. интересные наблюдения: Недобух 1990).Нам представляется целесообразным выделение особого типа речевых действий, существование которого “классическая” теория речевых актов обошла своим вниманием и в рамках которого социальная детерминированность мены коммуникативных ролей становится очевидной.

Дискурс, способный к самоорганизации, содержит средства, регулирующие и структурирующие процесс коммуникации. Такие метакоммуникативные единицы, зачисляемые в разряд элементов дейксиса дискурса (дейксиса текста), уже описывали Д. Вундерлих под рубрикой речеорганизующие речевые акты (redeorganisierende Sprechakte — Wunderlich 1976:330—334), а Х. Хенне и Х. Ребок как речевые акты, структурирующие интеракцию (gespraechsstrukturierende Sprechakte — Henne, Rehbock 1995:27—28).

С.А. Сухих называет такие речевые акты структивами, т.е. “действиями, активизирующими внимание слушающего, прогнозирующими включение слушающего в качестве говорящего, прерывание говорящего, ... направленными на сохранение роли говорящего и переключение темы диалога” (1998а:39). Структивы регулируют мену коммуникативных ролей, но регулируют её в разных социальных сферах по-разному.

Как правило, чисто метакоммуникативные ходы, инициирующие мену коммуникативных ролей, т.е. сигналы, в которых передача роли говорящего является темой хода и объектом регулятивного воздействия, встречаются намного чаще в сфере институциональной коммуникации, требующей соблюдения определённых норм и ритуалов. Примерами могут служить следующие фразы:

— Слово предоставляется следующему депутату.
— На ваш доклад у нас 5 минут.
— Вы можете задать 2 вопроса.

Асимметричные социальные отношения (по антропологическим, социокультурным или профессиональным признакам) позволяют собеседнику с более высоким социальным статусом “регламентировать”, т.е. осуществлять “мониторинг” мены коммуникативных ролей как в официальном дискурсе, так и неофициальном (например, разговор отца с сыном). Необходимо отметить, что в подобных речевых ходах по способу инициации мены коммуникативных ролей часто манифестируются элементы социального дейксиса.

С одной стороны, в речевых сигналах мены коммуникативных ролей может содержаться относительная информация социально-дейктического характера, символически обозначающая степени социальной дистанции. Это, прежде всего, грамматикализованные (вплоть до морфологического уровня) системы вежливости (особенно в языках Юго-Восточной Азии). В европейских языках социально-дейктическая информация такого рода представляется в первую очередь социальным различием в употреблении местоимений единственного числа при обращении (Говори! Sprich!; Говорите, пожалуйста! Sprechen Sie bitte!)

С другой стороны, в регуляции мены коммуникативных ролей участвует абсолютная информация социально-дейктического характера, в том числе и символы социальных ролей коммуникантов, имеющих в данном институте особый статус или особые полномочия (authorized recipient — Levinson 1983:91). Так, для успешной мены коммуникативных ролей порой нельзя обойтись без обращения по титулу по отношению к монарху (Ваше Величество! Eure Majestaet!) и без соответствующего поклона (жест, сопровождающий речевой ход).

Приводившиеся выше примеры свидетельствуют о том, что структивы, сигнализирующие о мене коммуникативных ролей, в официальном дискурсе в основном носят прямой, ярко выраженный характер. Этого требуют нормы общения, не допускающие двусмысленности в восприятии и понимании определённых речевых ходов. В особенности это касается актов прямого “назначения” следующего говорящего.

В полуофициальном и неофициальном дискурсе, напротив, преобладают метакоммуникативные сигналы, косвенным образом регулирующие передачу коммуникативной роли. Коммуниканты, хорошо знакомые друг c другом, избегают “ритуализованных” нормативных ходов, часто в целях экономии времени. Сюда относятся метакоммуникативные элементы, полифункциональные по своей природе. Так, фразы типа: Знаешь...; Weisst du...; ... не так ли? ...правда? ...ja? ...nicht wahr? ...ne? ...gel? и др. не только осуществляют мену коммуникативных ролей, но и поддерживают реноме собеседника, контролируют канал, по которому передаётся информация:

Mein Vater sah zu mir herueber. “Ich gehe morgen wieder zur Schule — so hast du gesagt, nicht wahr?”
“Ja.” (Schlink 1997:32)

Таким образом, социальная детерминированность мены коммуникативных ролей делает необходимым интегрированный подход к изучению феномена “передачи или взятия” речевого шага, учитывающий наличие субъекта (производящего речевой сигнал), объекта (его партнёра по речевому общению, на которого посредством речевого сигнала оказывается воздействие), параметры ситуации общения (включая социальные переменные), цель и результат осуществления мены коммуникативных ролей.

 ЛИТЕРАТУРА

Бодуэн де Куртенэ, И.А. Избранные труды по общему языкознанию. В 2 томах. М.. 1963.

фон Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

фон Гумбольдт, В. Язык и философия культуры. М., 1995.

Макаров, М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. Тверь, 1998а.

Макаров, М.Л. Языковое общение в малой группе: Опыт интерпретативного анализа дискурса. Дисс. … доктора филол. наук. Тверь, 1998б.

Недобух, А.С. Вербальные сигналы мены коммуникативных ролей: Дисс. ... канд. филол. наук. Калинин, 1990.

Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

де Соссюр, Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.

Сусов, И.П. Космические мотивы в науке о языке и в философии языка // Тверской лингвистический меридиан. Вып. 1. Тверь, 1998.

Сухих, С.А., Зеленская, В.В. Прагмалингвистическоемоделирование коммуникативногопроцесса. Краснодар, 1998а.

Сухих, С.А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса. Дисс. … доктора филол. наук. Краснодар, 1998б.

Щерба, Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

van Dijk, T.A. Textwissenschaft: Eine interdisplinaere Einfuehrung. Muenchen, 1980.

Harris, R. Saussure, Wittgenstein and “la regle du jeu”) // Linguistics and Philosophy: The Controversial Interface. Oxford,1993.

Henne, H., Rehbock, H. Einfuehrung in die Gespraechsanalyse. 3., durchg. und erw. Aufl. Berlin; New York, 1995.

Levinson, S.C. Pragmatics. Cambridge, 1983.

Lyons, J. Semantics. Cambridge; New York, 1977.

Wunderlich, D. Studien zur Sprechakttheorie. Frankfurt/M.,1976.

ZUSAMMENFASSUNG

Die Verfasser betonen die Tendenz der neueren Sprachwissenschaft, die darin besteht, dass die Sprache nicht mehr als ein abstraktes und dazu auch ein substanzloses statisches Beziehungsnetz, sondern als eine Taetigkeit verstanden wird. Im Mittelpunkt steht jetzt der handelnde Mensch, seine praktische und kommunikative Taetigkeit beruht auf kommunikativ-kognitiven Frames. Diese Frames organisieren den Verlauf jedes einzelnen kommunikativen Ereignisses (darunter die sogenannten Turns).

Der Sprecherwechsel als diskursorganisierendes Mittel wird von mehreren sozialen Faktoren determiniert. Die Gesamtheit dieser Faktoren charakterisiert einen Interaktionsbereich, in dem die Kommunikation verlaeuft. Im vorliegenden Artikel werden 4 Hauptbereiche genannt, die mit jeweils 4 Diskurstypen korrelieren und das Thema des prozeduralen Interaktionsszenarios bilden. Der Sprecherwechsel als Subframe dieses Interaktionsszenarios ist damit durch die Variablen des jeweiligen Interaktionsbereichs bedingt.

©  С.А. Аристов, И.П. Сусов 1999