А.А. Сусов. Многоуровневый анализ риторической структуры // Тверской лингвистический меридиан. Вып. 6. Тверь, 2006. С. 23–54.

Антон Александрович СУСОВ

ã А. А. Сусов, 2006

Московский государственный университет 

имени М. В. Ломоносова

Кафедра теоретической и прикладной лингвистики

МНОГОУРОВНЕВЫЙ АНАЛИЗ РИТОРИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ

Предварительные замечания. Данная статья выполнена в русле созданной Уильямом Манном и Сандрой Томпсон Теории риторической структуры (ТРС), ставящей своей целью моделирование иерархической организации текста / дискурса в терминах риторических отношений между дискурсивными единицами разного формата (но главным образом, между клаузами как элементарными дискурсивными единицами – ЭДЕ). На ряд недостатков ТРС я уже указывал в статье (Сусов 2006).

В данной же статье покажу возможность решения двух проблем этого рода. Во-первых, как и некоторые другие исследователи, я ставлю под сомнение невозможность многоуровневого анализа и учёта сложных отношений и, во-вторых, неадаптируемость ТРС к описанию диалогического дискурса. Для удобства читателя и для демонстрации возможностей ТРС  предварительно представлю структуру данной статьи в виде графа:

Данный граф иллюстрирует последовательность моих шагов в изложении материала. Для анализа взаимодействия на различных уровнях дискурса нужно будет показать, какие уровни дискурса можно различать и как они связаны с риторическими отношениями. После этого будет показано их взаимодействие на разных уровнях на примере сложных эпистемических отношений, сложных аргументативных отношений и коммуникативных отношений.

О необходимости многоуровневого подхода и учёта сложных отношений уже говорилось рядом исследователей строения дискурса. Воспользуемся примером из статьи (Moore & Pollack 1992). Авторы приводят пример, в котором фиксируется одновременное наличие двух отношений между ЭДЕ, что иллюстрируется соответствующими риторическими графами (РитГраф 1 и РитГраф 2):

(а) Джордж Буш поддерживает крупный капитал.

(б) Он, несомненно, наложит вето на законопроект 1711.

В первом случае наличествует риторическое отношение Свидетельство (Evidence), поскольку предикация (а) подтверждает суждение в (б), т.е. усиливает веру читающего в (б); во втором же случае выражается риторическое отношение Волитивная Причина (Volitional Cause): предикация (а) вводит волитивную (т.е. происходящую по воле агенса) причину для ситуации, изложенной в (б).

У. Манн и С. Томпсон (Mann & Thompson 1987: 30) допускают, что подобная неоднозначность может возникать при анализе дискурса. По их мнению, один из вариантов разбора всегда будет более предпочтительным в зависимости от того, какой смысл говорящий, по мнению анализирующего, вкладывал в сказанное. Классическая ТРС исходит из того, что всегда должно быть одно, наиболее предпочтительное отношение между единицами дискурса. Но постулируемая в ней неспособность ТРС поддерживать анализ одновременно на различных уровнях является серьёзным недостатком этой теории как с точки зрения компьютерной лингвистики, так и с точки зрения дескриптивной (Moore & Pollack 1992).

Все отношения делятся в ТРС на объектные и презентационные. Это отношения, имеющие место на двух иерархических уровнях. По мнению (Moore & Pollack 1992: 538–539), модель дискурса должна учитывать оба уровня анализа.

Следующий недостаток, существенно ограничивающий применение Теории, заключается в том, что она ограничивалась только описанием монологического дискурса. Для анализа диалога первоначально она ещё не была адаптирована. Однако уже в (Литвиненко 2001) была предпринята успешная попытка приспособить ТРС к описанию диалога.

Предикативная вершина ЭДЕ и уровни дискурса. Я рассматриваю риторическое отношение как двухместный семантический предикат с валентностью на предикативные вершины ЭДЕ (Подробнее о риторическом отношении как семантическом предикате см. мою статью “Классификация каузальных отношений” в данном сборнике). Различие в типе вершин нашло в ТРС отражение в виде различения презентационных (presentational) и объектных (subject-matter) риторических отношений.

Объектные РО в последовательностях ЭДЕ характеризуют положения дел в реальном мире, отображаемые пропозициями. Презентационные РО имеют место при характеристике некоторых событий в дискурсе, например, таких, как оценка, знание, цель речевого акта и др.

Презентационные отношения господствуют над объектными. Фактически эти два типа отношений принадлежат двум разным уровням.

Аналогии этих типов ЭДЕ (и, соответственно, отношений между ними) можно было встретить и раньше у различных авторов. Так, Шарль Балли (1955) разграничивал модус и диктум, подчиняя диктум модусу. Джон Р. Сёрл (Серль 1986) различал в речевом акте предикационный акт и иерархически господствующую иллокутивную силу.

А.Н. Баранов (1990: 105) развивает идеи Дж. Сёрла применительно к аргументации: «Речевые коммуникативные акты (речевые высказывания, реплики; в аргументации – тезисы, контртезисы, аргументы и возражения-контраргументы) с содержательной точки зрения включают пропозициональную (собственно смысловую) и иллокутивную составляющую (иллокутивную функцию). Типу иллокутивной функции высказывания соответствует определённый речевой акт (утверждение, вопрос, побуждение и т.п.)».

Противопоставление двух иерархических компонентов смысла часто осуществляется и в работах по дискурсу, В частности, в работах (Halliday & Hasan 1976; Martin 1992; van Dijk 1977; Moeschler 1989; Sweetser 1990) противопоставление основывается на изучении дискурсивных маркеров, в первую очередь союзов, в то время как в (Sanders et al. 1992; Sanders 1997; Knott 2001) различение проводится с учётом отношений когеренции.

Это и даёт основание ввести понятие уровень дискурса (discource level). Я буду пользоваться именно этим термином.

В следующей таблице показано соответствие обозначений компонентов высказывания (в иных словах – уровней дискурса) у разных авторов:

Таблица 1.         Соответствие обозначений двух компонентов высказывания / уровней дискурса

СемГраф 1.               

Семантическая структура vs. риторические отношения. Нетрудно заметить, что положение дел в реальном мире, описываемое пропозицией, и события в дискурсе (оценка, знание, речевые акты и др.) имеют вполне определённые соответствия в семантической структуре высказывания:

1) Cитуации реального или вымышленного мира, иначе – факты, положения дел (states of affaires, Sachverhalte), описываются посредством пропозиций в сочетании с модальным оператором истинности.

2) Событиям в дискурсе (т.е. оценочному, речеактовому и др. компонентам) соответствуют все остальные операторы высказывания, подчиняющие оператор истинности.

Взаимодействие риторических отношений и компонентов семантической структуры высказывания можно изобразить следующим образом:

СемГраф 1.               Риторические отношения и структура высказывания

Примечание. Горизонтальная пунктирная линия внутри ЭДЕ разделяет уровни дискурса

Как видим, иерархически презентационные отношения стоят выше объектных, поскольку обслуживающие их операторы на подчинённые им объектные отношения между пропозициями действуют на более высоком уровне.

Уровень дискурса является одним из основных параметров, характеризующих как данное риторическое отношение (посредством деления на презентационные и объектные), так и сигнализирующий его дискурсивный маркер.

Как показало исследование Деборы Шиффрин (Schiffrin 1987), дискурсивные маркеры обеспечивают связность на всех уровнях речи (или в иных терминах – дискурса), причём каждый конкретный дискурсивный маркер относится в первую очередь к тому или иному уровню.

Грубо говоря, и дискурсивные маркеры также могут быть разделены на объектные и презентационные.

Однако здесь возможны случаи неоднозначности. В частности, такие случаи были отмечены ещё в работах по генеративному синтаксису, где это явление включается в структурную (синтаксическую) многозначность (structural ambiguity). Пример этого можно найти в (Бейлин 2002: 21–22):

Почему ты думаешь Иван всегда опаздывает?

Здесь намеренно опущены знаки препинания, которые помогают разрешить многозначность. Для этого предложения существуют два возможных значения:

а. [Ты думаешь почему] [Иван всегда опаздывает]?

б. [Ты думаешь] [Иван всегда опаздывает почему]?

«Неоднозначность здесь объясняется тем, что вопросительное слово почему имеет два возможных места в глубинной структуре — одно в главном предложении после глагола думаешь, другое в придаточном предложении после глагола опаздывает» (Бейлин 2002: 22).

Отличия в структурах заключаются в позиции имплицитного предиката-отношения каузировать и вопросительного слова почему.

В примере (а) мы имеем типичное презентационное риторическое отношение, связывающее когнитивное состояние с его причиной и стоящее выше него иерархически.

В примере (б) отношение связывает пропозиции, но подчинено матричному предикату, отношение относится к группе предметных.

Заметим, что под глубинной структурой Дж. Бейлин имеет в виду глубинно-синтаксическую структуру. Поскольку для анализа важнее семантическая сторона вопроса, я приведу упрощённый семантический граф для этих двух высказываний:

Примечание:  Пунктирная линия разделяет уровни дискурса.

Союз почему является в данном случае (помимо запятых) единственным дискурсивным маркером.

Таким образом, мы вплотную подошли к необходимости подробного описания иерархии тех компонентов высказывания, которые вступают в риторические отношения в качестве их узлов.

Рамочные компоненты высказывания. В предыдущем разделе мы приняли выделение в структуре дискурса двух уровней – пропозиционального и иллокутивного.

Возможна, однако, дальнейшая дифференциация уровней иерархии. В частности, в (Sweetser 1990) можно видеть три уровня (домена):

– смысловой домен (content domain):положение дел в реальном мире (соответствует объектному уровню);

– эпистемический домен (epistemic domain): выводы говорящего;

– речеактовый домен (speech-act domain): речевые акты неассертивного характера.

В работе (Касевич 1988), никак не связанной с дискурсом, описывается семантическая структура высказывания в терминах рамочных компонентов высказывания. При этом деление на компоненты семантической структуры высказывания у него весьма схоже с тем, что намечает (Sweetser 1990). В частности, речеактовому домену соответствует Коммуникативная рамка, а эпистемический домену – Внешняя рамка, или субъективная модальность.

Посмотрим на отношения на различных уровнях дискурса с точки зрения иерархической организации самого высказывания, для чего обратимся к довольно популярному в синтаксической семантике понятию рамки высказывания.

В.Б. Касевич различает три рамки: внутреннюю, внешнюю и коммуникативную. Исходным (нулевым) уровнем является уровень пропозиции.

Пропозиция и внутренняя рамка. По его словам, «пропозиция не заключает никакой информации сверх того, что данному предикату сопоставлены данные аргументы» (Касевич 1988: 65). Чтобы стать высказыванием, она последовательно вкладывается в три рамки — внутреннюю рамку объективной модальности, внешнюю рамку субъективной модальности и самую внешнюю – коммуникативную, или целевую, рамку.

Проиллюстрирую это схемой:

Схема 1. Рамочная структура высказывания в скобочной записи

Внутреннюю модальную рамку по отношению к пропозиции образует функтор, или оператор, ирреальности вместе с именным термом, т.е. ‘Иван может’, ‘Иван должен’ и т.д.

Автор приводит следующую рамочную конструкцию для предложения Иван может дать брату книгу:

Может (Иван (давать (Иван, книга, брат))).

Заметим, что под возможностью автор понимает физическую возможность, возможность же как необходимость включается во внешнюю рамку.

Объективная модальность, обозначаемая другими авторами (например, Т. Парменовой (2005), не принимающей, однако, деления на объективную и субъективную модальность) как предикативная модальность, является обязательной категорией для любого высказывания и содержит оценку говорящим отражаемой ситуации с точки зрения её реальности (фактуальности) или ирреальности, т.е. отношение пропозиции к реальному или возможному миру. Последнее известно как ирреальная модальность (например, в (Плунгян 2003)): она присуща ситуациям, которые не имеют, не могут или не должны иметь места в реальном мире. Назову отношение пропозиции к реальному миру реализацией.

В дальнейшем мне потребуется также обозначать первый актант пропозиционального уровня – агенс.

Внешняя рамка. Согласно (Касевич 1988: 67), «внутренняя модальная рамка отражает то, что в традиции принято называть объективной модальностью. Наряду с последней, как известно, принято выделять субъективную модальность. Если операторы внутренней модальной рамки играют роль своего рода связок, устанавливающих тип отношения между предикатом и его аргументами, то в случае внешней модальной рамки (субъективной модальности) мы имеем дело с установлением типа отношений другого рода: между модальным субъектом – источником оценки – и пропозицией в целом».

Аналогичное противопоставление модальностей мы можем найти у В.Г. Гака (1998: 558), который говорит о модальности «в её двух основных разновидностях: модальность диктума, отражающая отношение сообщаемого к действительности с точки зрения говорящего, и модальность модуса, выражающая знание, волю и чувства говорящего по отношению к тому, что сообщается». Модальность диктума сближается с объективной модальностью, а модальность модуса – с субъективной.

Уточним, что же входит во внешнюю модальную рамку. Согласно (Касевич 1988: 67), «оператор субъективной модальности с модальным субъектом формируют, соответственно, внешнюю модальную рамку. Модальный субъект чаще всего совпадает с говорящим. <…> К операторам, служащим ядром внешней модальной рамки, относятся значения необходимости, обязательности, возможности (возможности как вероятности) и целый ряд других оценочных и эмотивно-оценочных значений».

Коммуникативная рамка. Завершающим шагом, превращающим пропозицию вместе с внутренней и внешней модальными рамками в высказывание, является включение в коммуникативную, или целевую, рамку.

Операторами коммуникативной рамки В.Б. Касевич (1988) считает: а) оператор нарративности, или ассертивности (повествовательности, утвердительности), б) оператор интеррогативности (вопросительности) и в) оператор императивности (побудительности). Они употребляются альтернативно.

В этом перечне отражается традиционная классификация типов предложений по целевой установке (предложения повествовательные, вопросительные и побудительные). Во внимание не принимаются часто выделяемые в традиционных грамматиках оптативные предложения.

Список операторов коммуникативной рамки может быть расширен и соответствовать количеству типов речевых актов: в большинстве прагматических теорий выделяется в среднем 5–6 типов иллокутивных актов.

Как и на предметном и эпистемическом уровнях, так и в этом случае мне будет необходимо обозначение для первого, а также второго актанта для речевых актов. Для этого буду пользоваться терминами, принятыми в ТРС – Пишущий и Читающий.

На итоговой схеме ниже представлена четырёхуровневая рамочная структура высказывания:

СемГраф 4.               Рамочная структура высказывания

Скалярность каузальных отношений. В соответствии с гипотезой (Maat & Degand 2001), каузальные отношения могут быть расположены на шкале от минимальной до максимальной степени вовлечённости говорящего в контекст дискурса (speakers involvement). Исследование проводилось этими авторами с учётом и семантики отношений, и употребления выражающих их союзов: «Вовлечённость говорящего основывается на том, в какой степени говорящий имплицитно вовлечён в порождение каузального отношения» (Maat & Degand 2001: 216).

Эти авторы распределяют каузальные отношения между шестью группами в зависимости от степени вовлечённости (шестой группы я не буду касаться специально: она не имеет непосредственного отношения к каузальным отношениям). Им принадлежит наиболее развёрнутая таксономия каузальных РО. Максимальной степенью вовлечённости обладают отношения между речевыми актами, так как в них представлен сам Говорящий.

Мы будем придерживаться этой классификации. Приведём её в порядке возрастания степени вовлечённости говорящего:

а) Неволитивные отношения связывают ситуации, обозначающие события в реальном мире.

б) Волитивные отношения определяют в качестве причины некоторого сознательного действия ментальное состояние агента (решение, желание, потребность, оценка). Это ментальное состояние агента обычно выражается с помощью модального компонента, иерархически стоящего выше смыслового предиката, поэтому волитивные отношения имеют более высокий иерархический ранг. Ср., например:

Он хотел успеть на самолёт, поэтому покинул заседание.

Здесь каузальному риторическому отношению подчинено модальное слово хотел, образующее семантическую вершину первой ЭДЕ.

в) Эпистемические отношения (каузальные и некаузальные, причём каузальные стоят иерархически ниже) связывают отношения вывода нового знания из старого. Агент, делающий умозаключение, может совпадать или не совпадать с говорящим. Иерархическая вершина у этих отношений – когнитивное состояние (знание, уверенность) семантически более высокое, чем ментальное состояние агента.

г) Мотивация речевого акта обладает максимальной степенью вовлечённости говорящего:

Ты был груб, поэтому я прошу тебя уйти.

(В качестве следствия здесь выступает речевой акт просьбы)

Всё сказанное о типах предикативных вершин и уровней дискурса суммирую в следующей таблице:

Таблица 2.            Сопоставление различных подходов

Сохраняя деление в ТРС на презентационный и предметный уровни, однако с учётом необходимости более точного обозначения я ввожу понятие подуровня. Соответственно для предметного уровня подуровнями будут Волитивный и Неволитивный, для Презентационного – эпистемический и коммуникативный. Эпистемические каузальные отношения я не считаю необходимым выделять в отдельный подуровень: они входят в класс сложных отношений.

Первые актанты (а на коммуникативном также и второй)будут именоваться: на волитивном подуровне – агенс, на эпистемическом – экспериенцер, на коммуникативном – Пишущий и Читающий.

Предикативная вершина описывает отношения: Ситуация, Ввод, Понимание, Вероятность, Потенциальность, Оценка, Речевой акт.

Эпистемические отношения. Источник знания. Эвиденциальность как компонент внешней модальной рамки. Одним из важных презентационных (по существу прагматических) рамочных параметров, характеризующих субъективную модальность высказывания, выступает указание на источник сведений говорящего, являющееся значением категории эвиденциальности.

Сам термин был введён Францем Боасом при описании структуры предложений америндских языков. Впоследствии этот термин был использован Р.О. Якобсоном при типологической характеристике так называемых шифтерных категорий.

Засвидетельствованностью / эвиденциальностью он предлагает называть «глагольную категорию, учитывающую три факта [сообщаемый факт, факт сообщения и, кроме того, передаваемый факт сообщения <…> т.е. указываемый источник сведений о сообщаемом факте]. Говорящий сообщает о событии, основываясь на сообщении какого-либо другого лица (цитативные, т.е. от кого-то полученные сведения), на снах (сведения, полученные путём откровения), на догадках (предположительные сведения) или на собственном прошлом опыте (сведения, извлекаемые из памяти)» (Якобсон 1972: 101).

В русском языке, по его словам, засвидетельствованность выражается только на уровне синтаксиса: частицами де, мол, приёмами, используемыми в различных формах прямой и косвенной речи (Якобсон 1972: 106). Для Якобсона засвидетельствованность есть область рамочных значений. Упоминаются также термины медиатив, data-source marking.

Подход Ф. Боаса и Р.О. Якобсона получил продолжение во многих исследованиях языков мира.

Обстоятельный обзор возможностей типологического анализа категории эвиденциальности дала Н.А. Козинцева (1994). Она приводит обширный перечень альтернативных терминов: эвиденциальность, пересказывательность / непересказывательность, инференциальность / неинференциальность, очевидность / неочевидность (заглазность), засвидетельствованность / незасвидетельствованность, конфирмативность / неконфирмитативность, дистантность (±), имперцептив. Предпочтение отдаётся первому термину как обобщающему (Козинцева 1994: 92–93).

Исследовательница пишет: «Языки могут быть устроены так, что 1) говорящий всегда имеет возможность строить своё высказывание, не указывая на источник своих знаний; 2) говорящий обязан в определённых ситуативных условиях выразить источник, на котором основаны его сведения. Таким источником могут быть: а) собственные наблюдения говорящего (прямое свидетельство); сведения из вторых рук, умозаключение (непрямое, или косвенное, свидетельство)» (Козинцева 1994: 92). Она говорит также о близости эвиденцильности и эпистемической модальности (Козинцева 1994: 98).

По мнению (Плунгян 2003: 321), исследования последних лет позволяют рассматривать эвиденциальные значения не как “экзотическую” категорию, а как элемент Универсального грамматического набора. В русском языке значения эвиденциальности не грамматикализованы и выражаются в случае необходимости лексическим способом. Но во многих языках такого рода комментарий встроен в систему грамматических форм глагола и зачастую является обязательным для выражения (Плунгян 2003: 321).

К понятию эвиденциальности этот исследователь идёт следующим путём: модальность ® эпистемическая модальность ® оценочная модальность ® эвиденцильность. Эта категория может характеризоваться косвенным vs. прямым и непосредственным vs. опосредованным характером сообщаемой информации.

Подход В.А. Плунгяна (2003: 322) может быть иллюстрирован следующей таблицей:

Таблица 3.            Типы эвиденциальности по [Плунгян 2003]

В итоге мы получаем всего три комбинации (примеры В.А. Плунгяна (2003: 322)):

I.        Прямая непосредственная: Говорящий видел пожар сам

II.       Косвенная непосредственная: Говорящий видел следы пожара и сделал выводы.

III.      Косвенная опосредованная: Говорящий слышал о пожаре от третьих лиц.

Рассмотрим подробнее все три вида засвидетельствованности.

Прямая непосредственная эвиденциальность. Помимо того, что посредством этой категории говорящий сообщает, что лично был свидетелем описываемой ситуации, многие языки дают ему средства различать также тип источника. Так, в тибетских и некоторых индейских языках есть граммемы, различающие визуальные, сенсорные и др. источники информации.

Заметим, что для полноценного понимания дискурса зачастую важна и неязыковая информация. Например, говорящий сообщает, глядя на часы: Сейчас 9 вечера. Здесь по сути дела внеязыковой контекст выступает как эквивалент грамматических и лексических способов выражения эвиденциальности.

С точки зрения познания, чувственный опыт человека – его ощущения и восприятия – это источник знания, связывающий его с миром.

Косвенная непосредственная эвиденциальность. Данный тип включает в себя различные выводы говорящего и распадается на два подтипа – инферентив и презумптив:

– Инферентив, или конклюзив (частный случай категории «заглазности/заочности» (non-attested type). Граммемы этой категории встречаются в тюркских, дагестанских, финно-угорских языках. Они наблюдаются в случаях, когда говорящий, наблюдая ситуацию, восстанавливает события, ей предшествовавшие или её вызвавшие, «судит <...> о ситуации по тому, что он считает её результатом» (Плунгян 2003: 324). Источник информации говорящего о некотором событии – его умозаключение. Примеры инферентива в русском: Похоже, видать.

– В случае презумптива говорящий судит на основании логических соображений общего характера, выдвигает гипотезу, основанную на личном знании мира. Презумптив не включается в категорию заглазности. Пример презумптива в русском: должно быть.

Косвенная опосредованная эвиденциальность. В глагольной системе болгарского, эстонского, латышского, лезгинского и некоторых других языков есть так называемый цитатив, иначе – пересказывательное значение, или ренарратив. Возможны три случая:

а) Слова конкретного лица: Вася сказал, что Р.

б) Ссылка на обобщённого, неспецифицированного или неизвестного говорящего: говорят, слышно, мне сказали.

в) Сведения из общего фонда знаний, общие истины: как известно.

Посмотрим теперь, как эвиденциальность выражается в терминах РО.

Эвиденциальность и эпистемические отношения. Прямая непосредственная и косвенная опосредованная эвиденциальность. Отношение Источник (Source). Прямая непосредственная и косвенная опосредованная эвиденциальность отражают контакт автора высказывания с внешним миром, откуда он получил представленную в высказывании информацию, т.е. указывается некоторый внешний источник информации.

Эти два типа эвиденциальности отражаются в ТРС в риторическом отношении Источник (Source). Это позволяет нам более точно сформулировать дефиницию данного РО и считать его элементом универсального грамматического набора.

При анализе прямой непосредственной и косвенной опосредованной эвиденциальности особое внимание привлекает вопрос о типах источников информации.

Возможны ситуации, когда необходимо различать тип источника в риторической структуре, поэтому я предлагаю в таких ситуациях использовать более детальные обозначения для двух подтипов этого отношения: Источник-прямой (Source-Direct) и Источник-косвенный (Source-Oblique), обозначающие прямую непосредственную и косвенную опосредованную эвиденциальность соответственно. Это обозначение носит чисто факультативный характер и не исключает использования обычного термина РО Источник (Source).

Отношение Источник (Source) несколько выбивается из общего ряда каузальных отношений. Во-первых, его асимметричный аналог – РО Содержание (Content) – служит вводу прямой речи и не связан с выражением каузальности (в отличие, скажем, от пары РО Причина (Cause) и Результат (Result), отличающихся лишь тем, как будет выражена Причина – Ядром или Сателлитом).

Во-вторых, маркеры РО Источник (Source) в целом не похожи на маркеры остальных каузальных РО. За исключением нескольких неспецифицированных маркеров и конструкций со значением причины знания, например, Откуда ты это знаешь? На каком основании ты это говоришь? Почему ты так считаешь?, которые могут вводить любой тип эпистемического отношения. В частности, ответ на эти вопросы может содержать как цитату другого коммуниканта, так и логические выводы Слушающего.

Гораздо важнее роль РО Источник в плане отслеживания источника информации, как в следующем примере:

РитГраф 3.        Вложенный источник  

На основании сказанного я не буду более подробно останавливаться на языковом выражении РО Источник. Гораздо заметнее роль косвенной непосредственной эвиденциальности.

Косвенная непосредственная эвиденциальность. Эпистемические каузальные отношения. Сложнее дело обстоит с косвенной непосредственной эвиденциальностью, где источником знания служит другое знание, без прямого контакта с действительностью.

В исходном наборе ТРС всем типам косвенной непосредственной эвиденциальности соответствует одно РО – Свидетельство (Evidence). Отмечу неслучайное сходство английского названия отношения Evidence и названия категории эвиденциальности.

В грамматической традиции (например, Плунгян 2003) в данном типе эвиденциальности выделяют два отношения, причём это деление опирается на сопоставительный анализ фактов разных языков.

Я уже говорил о так называемых двойных отношениях, когда между ЭДЕ могут существовать одновременно два отношения, принадлежащие разным уровням.

Инферентив как раз является типичным двойным отношением. На пропозициональном уровне он связывает две ситуации, состоящие в причинно-следственном отношении (Дверь взломана, потому что здесь кто-то побывал), а на интенциональном уровне он связывает вводимую тем или иным способом информацию, в которой говорящий уверен, с инференционным актом, выводом-предположением:

СемГраф 5.               Инферентив

Исходя из определений в (Плунгян 2003), приведённых выше, презумптив, в отличие от инферентива, является простым отношением.

Однако сравним этот подход с предложенным в уже упоминавшейся работе (Maat & Degand 2001), где отношения, соответствующие косвенной непосредственной эвиденциальности, объединяются под именем эпистемических, т.е. связывающих знание с его источником. Авторы (Maat & Degand 2001: 221–224) делят эпистемические отношения на две группы:

а) в эпистемических отношениях, основанных на каузальной связи событий (causality-based epistemic relations), сегмент, описывающий причину А в реальном мире, является одновременно основанием для вывода относительно следствия Б, другими словами, имея некоторую наличную ситуацию А, автор высказывания делает прогноз, какие следствия Б из этой ситуации, вероятно, имеют или будут иметь место.

Во избежание смешения терминов я буду именовать данное отношение Прогноз (Prediction):

РитГраф 4.          Прогноз (Prediction)

Нетрудно заметить, что Прогноз так же, как и Инферентив, является двойным отношением, отличающимся от него тем, что инферентив содержит вывод-предположение относительно причины, а прогноз – относительно следствия:

СемГраф 6.               Прогноз (Prediction)

б) Если в эпистемических отношениях, основанных на каузальной связи событий (causality-based epistemic relations), оба отношения имеют одно направление (см. СемГраф 6), то в некаузальной аргументации (noncausal reasoning), по мнению авторов, либо причинно-следственная связь в реальном мире нерелевантна для отношения (т.е. это простое отношение), либо это двойное отношение, причём связи на пропозициональном и эпистемическом уровнях разнонаправлены (см. СемГраф 5). Нетрудно угадать в последнем случае инферентив, который авторы включают в некаузальную аргументацию.

Таким образом оба подхода фиксируют двойное членение, однако делают это по-разному.

Таблица 4.              Деление эвиденциальных отношений у разных авторов

Различие между приведёнными точками зрения можно объяснить тем, что (Плунгян 2003) приводит в качестве языкового материала модальные слова русского языка, тогда как (Maat & Degand 2001) изучают когезию, опираясь в основном на союзы.

Суммируя эти два подхода, мы можем сделать вывод, что существуют все три отношения – инферентив, свидетельство и прогноз. Существование всех трёх подтверждается на языковом материале.

Под выводом-предположением при риторическом отношении Прогноз (Prediction) мы не имеем в виду прогноз будущей ситуации относительно момента прогнозирования, ей должна предшествовать только ситуация, описываемая в посылке. Субъект прогнозирования сам делает выводы относительно того, к каким последствиям могла бы привести эта ситуация, однако последствия могут предшествовать акту прогнозирования.

Таблица 5.               Соответствия между типами эвиденциальности и риторическими отношениями

Эвиденциальность есть неотъемлемое и важное свойство любого высказывания, информации без источника не существует. Суждение либо делается на основе информации, поступившей из внешнего мира, либо логически выводится из аргументов. В последнем случае аргументы также имеют либо “внешний”, либо“внутренний” источник.

Если заключение становится большей посылкой следующего силлогизма, то такой полисиллогизм называют прогрессивным. Если же заключение выступает в качестве меньшей посылки последующего, то такой полисиллогизм называют регрессивным. (Рузавин 2003: 97).

Сложные отношения и аргументация. Зачастую проблема выбора подходящего РО между дискурсивными единицами для Анализирующего заключается в выборе между двумя отношениями, тогда как по сути он стоит перед ложной дилеммой: ведь два сегмента дискурса вполне могут быть объединены одновременно двумя отношениями (в редких случаях число отношений больше двух), которые совершенно не исключают друг друга и, более того, могут регулярно появляться вместе, образуя устойчивые конструкции.

Некоторые такие регулярные конструкции я уже называл, более того, в языке они могут маркироваться грамматически или лексически: это отношения Свидетельство|Причина, или Прогноз, и Свидетельство|Результат, или Инферентив. Однако на этом список сложных отношений не заканчивается, ведь отношения, возникающие в реальном аргументативном дискурсе, никак не могут исчерпываться теми двумя десятками, которые даёт исходный набор отношений в ТРС.

Для аргументации важнейшей составляющей сложного отношения является отношение Свидетельство (Evidence), описывающее связь основания, посылок, фактов или аргументов (в Сателлите) с выводом, тезисом, следствием (в Ядре). На коммуникативном уровне в этой функции часто выступает отношение Мотивация (Motivation).

Конкретный приём аргументации определяется: во-первых, отношением, которое параллельно Свидетельству связывает тезис и аргумент, во-вторых, характером тезиса, который может быть категорическим (в дедуктивных доказательствах), вероятностным (в индуктивных доказательствах), оценочным (в квазиэмпирических доказательствах), в-третьих, характером и достоверностью аргумента (в противном случае возникает логическая ошибка под названием «недоказанное основание» доказательства, заключающаяся в том, что в число аргументов доказательства включается положение, которое само нуждается в доказательстве). Наконец, тезис и аргумент сами могут иметь свою сложную риторическую структуру (например, в гипотетическом, условном и разделительном силлогизмах, которые я разберу позже).

Таким образом, я подхожу к утверждению, что, чтобы описать сложные аргументативные отношения, нужно отталкиваться от классификации видов аргументации. Тут нужно отметить, что единой общепризнанной классификации не существует, однако все классификации так или иначе схожи. Руководствуясь в первую очередь целью описания сложных отношений и опираясь на (Ивин 1997; Ивин, Никифоров 1997; Рузавин 2003), можно предложить следующую классификацию, которой я буду руководствоваться далее:

Схема 2/ Классификация видов аргументации

Контекстуальная аргументация не имеет непосредственного отношения к описанию сложных аргументативных отношений, и её я рассматривать не буду.

Согласно (Ивин 1997), универсальную аргументацию можно разделить на эмпирическую и теоретическую. Эмпирическая аргументация – это аргументация, неотъемлемым элементом которой является ссылка на опыт, на эмпирические данные, т.е. на контакт с внешним миром. Обычно эмпирическое подтверждение является индуктивным подтверждением, а эмпирическая аргументация имеет форму индуктивного умозаключения. Теоретическая аргументация опирается на рассуждение и не пользующаяся непосредственно ссылками на опыт. Чаще всего она носит дедуктивный характер.

Для этих двух типов аргументации будут характерны различные типы эпистемических риторических отношений. Однако не следует забывать, что всякое деление условно и нередки случаи, когда в одном и том же процессе аргументации соединяются вместе и ссылки на опыт, и теоретические рассуждения.

Индуктивное подтверждение. Вывод от частного к общему. Традиционно считается, что в случае индуктивного доказательства тезис, являющийся каким-либо общим суждением, обосновывается с помощью единичных или менее общих суждений (Кондаков 1971: 174).

Несмотря на это положение, тезис и аргумент в индуктивном доказательстве могут одновременно быть частными суждениями, например, в случаях эмпирической аргументации, обсуждаемой ниже, которая также включается в индуктивное доказательство. Сейчас же я буду рассматривать индукцию только как вывод от частного к общему. Если за отношение вывода отвечает РО Свидетельство (Evidence), связь частного и общего обеспечивается  посредством РО Развитие (Elaboration). Замечу, что в этом смысле более удачным кажется другой перевод этого названия – Детализация. Таким образом, индуктивный вывод, включающий частные и общие суждения, должен обозначаться сочетанием РО Свидетельство (Evidence) и Развитие (Elaboration). Поскольку выводом индуктивного рассуждения является общее суждение, связь будет отражаться с помощью сложного отношения Свидетельство|Развитие (Evidence|Elaboration). В этом случае Ядра обоих отношений совпадают: общее суждение-Ядро в РО Развитие (Elaboration) является также выводом-Ядром в РО Свидетельство (Evidence). Риторический граф для индуктивного вывода будет выглядеть следующим образом:

РитГраф 5.        Индуктивный вывод

Как известно, отношение Развитие (Elaboration) может иметь несколько видов, например, род-вид, частное-общее. Соответственно, в теории аргументации выделяется эмпирическая аргументация с помощью примера, с помощью иллюстрации и с помощью образца. В общем им также соответствует РО Свидетельство|Развитие (Evidence|Elaboration), однако однозначного соответствия здесь нет, поскольку подтипы РО Развитие не содержат соответствия для примера, иллюстрации или образца.

Прямое эмпирическое подтверждение. Согласно (Ивин, Никифоров 1997: 38), прямое подтверждение – это непосредственное наблюдение тех явлений, о которых говорится в обосновываемом утверждении. В случае косвенного подтверждения речь идёт о подтверждении логических следствий обосновываемого положения, а не о подтверждении самого этого положения.

Непосредственное наблюдение тех явлений, о которых говорится в обосновываемом утверждении, соответствует прямой непосредственной эвиденциальности, для которой я предложил выделить в качестве подвида отношения Источник – отношение Источник-прямой (Source-direct). Однако само отношение Источник указывает лишь источник информации, но не на оценку её достоверности. Если же указание на источник является одновременно её подтверждением или опровержением, то это подпадает под определение сложного отношения и может обозначаться как Свидетельство|Источник-прямой (Evidence|Source-direct). Если же эмпирический материал опровергает некоторое положение, то такое опровержение должно обозначаться соответственно как КонтрСвидетельство|Источник-прямой (ContrEvidence|Source-direct).

Аналогично всему этому может использоваться и отношение Источник-косвенный (Source-oblique). Соответственно, подтверждение информации посредством приведения источника может обозначаться как Свидетельство|Источник-косвенный (Evidence|Source-oblique), а аналогичное её опровержение как КонтрСвидетельство|Источник-косвенный (ContrEvidence|Source-oblique).

Часто и сам источник, и оценка его достоверности помещены в рамках одной ЭДЕ:

РитГраф 6.        Источник с оценкой его достоверности

Если Свидетельство|Источник (Evidence|Source) может вводить дополнительный источник в качестве подтверждения информации в ЭДЕ, то аргумент к источнику также может подтверждать или опровергать эту информацию и содержать источник, но его особенность в том, что его источник должен быть кореферентен

Ему не соответствует какое-либо конкретное отношение, и он представляет из себя скорее некоторую конструкцию, цель которой – усиливать или уничтожать источник информации в Ядре. Сателлит также содержит источник, который должен быть кореферентен источнику в Ядре.

Свидетельству соответствуют аргументы к авторитету (I pse dixit), а контрсвидетельству – аргументы к человеку (Ad Hominem).

Риторический граф контраргумента Ad Hominem может выглядеть следующим образом:

РитГраф 7.         

Зачастую источник не выражается в виде отдельной ЭДЕ

РитГраф 8.          

Косвенное эмпирическое подтверждение. Согласно (Ивин 1997), общая схема косвенного эмпирического подтверждения выглядит следующим образом: Из A логически следует В; В подтверждается в опыте; значит, вероятно, А истинно.

Здесь, по сути, сложное РО из двух разнонаправленных отношений Свидетельство: из А логически следует В, а истинность В свидетельствует в пользу истинности А. Т.е. отношение будет иметь следующий вид Свидетельство + Свидетельство-Я (Evidence + Evidence-N).

РитГраф 9.        Общая схема косвенного эмпирического подтверждения

Каузальное эмпирическое подтверждение: Свидетельство (Evidence) и объектные каузальные РО. Подтверждение следствий, или косвенное эмпирическое подтверждение может также иметь форму каузального эмпирического подтверждения. Согласно (Ивин 1997), эмпирическое подтверждение может опираться также на подтверждение в опыте следствия причинной связи. Общая схема такого каузального подтверждения:

А является причиной В; следствие В имеет место; значит, вероятно, причина А также имеет место.”

Эта схема описывается сложным РО Свидетельство|Результат (Evidence|Result), или Инферентив, о чём речь уже была. Данное отношение имеет регулярное языковое выражение, в частности с помощью адвербиалов типа видимо. В морфологии средства, маркирующие такие выводы, включаются в категорию инферентива.

В данном примере результат является аргументом, а причина – тезисом. Возможна также обратная каузальная связь, когда тезисом является результат (следует заметить, в (Ивин 1997) такая схема не описана, однако исходя из определения такая схема также должна включаться в каузальное подтверждение). Она будет выглядеть следующим образом:

‘А является/может являться следствием В; причина В имеет место; значит, вероятно, причина А также имеет/может/будет иметь место’.

Это отношение я уже обозначил как Свидетельство|Причина (Evidence|Cause), или Прогноз. В морфологии средства, маркирующие такие выводы, включаются в категорию презумптива. Примеры маркеров Прогноза, или презумптива: должно быть, похоже.

Ещё одним возможным сочетанием объектных и эпистемических отношений может быть рассуждение по типу ‘Чтобы добиться Б, нужно совершить А. X имел цель вызвать Б. Вероятно, X совершил А.’ Ему соответствует известный принцип искать того, кому это выгодно. Данное рассуждение также отражается в виде сложного отношения Свидетельство|Цель-Я (Evidence|Purpose-N), где наличие цели является свидетельством (сателлитом) в пользу А.

РитГраф 10.    Свидетельство|Цель-Я

Итак, сложным объектно-эпистемическим отношениям в теории аргументации соответствует каузальное эмпирическое подтверждение.

Целевое обоснование оценок. Ещё одна важная составляющая аргументации, которой нужно коснуться, это аргументация, связанная с оценками и ценностями. В целом она схожа  с эмпирической. Однако знание о ценностях не может быть эмпирическим, процедуры его получения могут лишь внешне походить на процедуры получения эмпирического знания, поэтому данный тип обоснования получил название квазиэмпирического.

Поскольку отношение Свидетельство (Evidence) в качестве ядерной валентности имеет вероятность, достоверность, то для обозначения свидетельства в пользу оценки я предлагаю отношение Свидетельство-оценка (Evidence-Evaluation), имеющее валентность на оценку. Таким образом, по аналогии с эмпирическим подтверждением сложным отношением для квазиэмпирического подтверждения будет Свидетельство-Я|Свидетельство-оценка (Evidence-N|Evidence-Evaluation):

РитГраф 11.    Общая схема квазиэмпирического подтверждения

Дедуктивное подтверждение. Дедуктивное доказательство – это всегда вывод от общего, т.е. большой посылки, к частному.

В случае дедуктивного вывода Ядро и Сателлит у двух отношений не совпадают (в отличие от индукции). Поскольку тезис является более центральной дискурсивной единицей, то я предлагаю обозначать дедуктивный вывод как сложное РО из Свидетельства (Evidence) и обратного Развития (Elaboration), которое обозначу как Развитие-Я (Elaboration-N), т.е. частное, которое по умолчанию является Сателлитом, но является в таком отношении Ядром. Таким образом, название этого сложного РО отражает то, что аргумент является общим суждением, а тезис – частным.

Самым простым случаем дедуктивного умозаключения является непосредственное дедуктивное умозаключение. Оно состоит всего из одной посылки, и поэтому вывод из неё получить весьма просто (см. (Рузавин 2003)):

РитГраф 12.    Непосредственное дедуктивное умозаключение

Если в непосредственных дедуктивных умозаключениях вывод делается из одной посылки, то в категорических силлогизмах стандартно предполагается две посылки, хотя в сложных силлогизмах их может быть больше. Обычный силлогизм будет иметь такую риторическую структуру:

РитГраф 13.    Дедуктивное умозаключение: силлогизм

Примером дедуктивного умозаключения может служить следующее рассуждение:

РитГраф 14.    Дедуктивное умозаключение

В данном случае собственно вывод (3) делается из малой посылки (2). То, что большая посылка связана одновременно и с тезисом, и с аргументом (2–3), не случайно, поскольку она является некоторым общим правилом, которое позволяет делать такой вывод (2–3). Как правило, большая посылка содержит общеизвестные знания и в дискурсе часто опускается.

Дедуктивный характер рассуждения определяется наличием отношения Свидетельство|Развитие-Я (Evidence|Elaboration-N); помимо этого разновидность рассуждения, как уже говорилось, определяется структурой тезиса и аргумента, которая также описывается с помощью РО. Продемонстрирую это на примере гипотетического, условного и разделительного силлогизмов (примеры из (Рузавин. 2003: 102–104)):

РитГраф 15.    Гипотетический силлогизм

РитГраф 16.    Условный силлогизм

РитГраф 17.    Разделительный силлогизм

Подытожу сказанное о сложных отношениях и аргументации. Основные способы аргументации и рассуждения вполне представимы с помощью простых и сложных риторических отношений.

Находят своё подтверждение допущения ТРС, согласно которым для объединения единиц любого объёма существует общий, единый набор структурных связей. Набор этих связей, или риторических отношений, в принципе является открытым, но вероятность обнаружения новых отношений необычайно мала. Действительно, для описания основных способов рассуждения я мог оперировать в основном только отношениями, данными в исходном наборе ТРС.

Разбор способов рассуждения и аргументации с использование риторических отношений опровергает утверждение создателей ТРС (Mann & Thompson 1987: 30), что в случаях неоднозначной трактовки одно из отношений всегда будет более предпочтительным и более соответствующим целям пишущего. Для адекватного описания рассуждения оказывается необходимым и неизбежным введение сложных отношений, соответствующих конкретным способам аргументации.

Таблица 6.            Соответствие сложных риторических отношений и приёмов аргументации

Коммуникативные отношения, иллокутивное вынуждение. Теорию риторической структуры упрекают в том, что она ограничивает свой анализ отношениями между клаузами или дискурсивными единицами большего формата, отмечая связывающие их риторические отношения (как отношения смысловые), но не пытается моделировать риторическую структуру диалогического дискурса. Вот что сами авторы говорят по этому поводу: «ТРС пока ещё не была как следует приспособлена к диалогу. Её следует расширить от письменного монологического текста до диалога с двумя или несколькими участниками, чтобы она могла описать весь спектр разнообразных языковых функций. Это будет, возможно, наиболее значительная модификация теории в ее существующей форме» (Mann, Matthiessen & Thompson 1992: 68)

На мой взгляд, решение этой проблемы тесно связано с проблемой многоуровневого анализа, далогический дискурс тоже обладает многоуровневым строением.

В наборе отношений Д. Марку, входящем в программу построения риторических деревьев RSTTool, в частности, предлагается отношение Вопрос-Ответ (Question-Answer). Однако этот путь наталкивается на препятствие, когда помимо вопросно-ответного отношения дискурсивные единицы состоят ещё в каком-то отношении. В следующем примере помимо вопросно-ответного отношения между сегментами есть также каузальное отношение между описываемыми ситуациями:

– Почему ты опоздал?

– Застрял в пробке.

Значит, многоуровневый анализ дискурса оказывается весьма востребован и для описания диалога.

В работе (Литвиненко 2001) предлагается следующий, более полный набор коммуникативных отношений, связывающих реплики (= речевые ходы) в диалоге: Вопрос, Ответ, Директив, Согласие, Возражение, Экспрессив, Комиссив (Обязательство), Запрет, Отказ, Декларация. Однако этот набор, помимо уже упомянутого вопросно-ответного отношения, вызывает некоторые сомнения. Покажу это на примерах:

а) для отношения Директив и Согласие:

– Передай, пожалуйста соль!

– Хорошо!

б) для отношения Декларатив и Запрет:

– Я открою окно!

– Не надо!

Как видим, ответная реакция не содержит никакой пропозициональной информации и поэтому не является полноценной ЭДЕ. Этим вышеприведённые отношения схожи с РО Оценка (Evaluation), например:

Сегодня они убили много людей. Это ужасно.

Приведу семантические графы для этих примеров:

Здесь не идёт речь о многоуровневом анализе, это действительно коммуникативные отношения, но они не могут описывать большинства ситуаций в диалоге, когда Говорящий просит привести пример, основание, уточнение, итог, поскольку это уже сложные отношения, отражающие одновременно отношения между коммуникантами и между содержанием.

Безусловно, введённые А. Литвиненко отношения встречаются в диалогическом дискурсе. Но речевой акт есть скорее интенциональная характеристика самой дискурсивной единицы, а не того, как она связана с другими ДЕ. А. Литвиненко опирается на теорию речевых актов. Я же предлагаю взять за основу, во-первых, понятие иллокутивного вынуждения, введённого А.Н. Барановым (Баранов 1990), во-вторых, учёт многоуровневого строения дискурса и выделение коммуникативного уровня.

Отличительной чертой коммуникативного уровня является то, что партиципантами на этом уровне являются сами коммуниканты. В чередовании Говорящих возможны три ситуации:

1) Говорящий выбирает следующего Говорящего, назначает его;

2) Слушающий сам выбирает себя, назначает себя Говорящим;

3) Говорящий продолжает.

В первом случае имеет место иллокутивное вынуждение (Баранов 1990): назначение очередного Говорящего происходит c помощью речевого акта Вопроса (рогатива, квестива) или Директива (опиши, расскажи, скажи). Акт, или коммуникативное отношение иллокутивного вынуждения, можно обозначить символом IFrc (от англ. Illocutionary Forcing ‘иллокутивное вынуждение’).

Отсутствие же ответной реакции Слушающего может рассматриваться как коммуникативная неудача.

По сути, иллокутивное вынуждение также является каузальным отношением, поскольку инициирующую реплику можно рассматривать как причину, стимул к ответной реплике.

Ситуации второго типа, т.е. получение права речи вторым собеседником, можно обозначить Turn (от англ. turn ‘смена (Говорящего)’. Так я буду обозначать как ситуации, когда Говорящий закончил свою речь на данном этапе, так и ситуации, когда второй интерактант – Слушающий – или просит, или же настоятельно требует в своём высказывании предоставить ему слово, или даже просто перебивает высказывание первого собеседника. Граница смены Говорящего в первых двух случаях будет отображаться в риторическом графе с помощью сплошной вертикальной линии.

Отношения Согласие, Возражение, Экспрессив, Комиссив, Запрет, Отказ и Декларация следует причислять к коммуникативным отношениям с той оговоркой, что Сателлит в этих отношениях не должен содержать пропозициональной информации. Речевые акты в этих отношениях также связаны иллокутивным вынуждением (IFrc) либо просто сменой Говорящего (Turn).

Ситуации же последнего типа я предлагаю не маркировать и определять их по умолчанию, поскольку в дефиниции коммуникативных РО им уже приписан коммуникативный уровень.

Для приведённого ранее примера с вопросно-ответным отношением можно представить следующий риторический граф со сложным коммуникативно-объектным отношением Иллокутивное вынуждение|Неволитивная Причина (IFrc|NonVolitional-Cause):

РитГраф 18.    Иллокутивное вынуждение|Неволитивная Причина

Возможны и даже весьма часты сложные коммуникативно-эпистемические отношения. В следующем примере смена Говорящего дважды сочетается с отношением КонтрСвидетельство (ContrEvidence):

РитГраф 19.          

Таким образом, использование сложных отношений помогает описывать отношения в диалоге: на коммуникативном уровне реплики связываются различными видами смены говорящего, однако на более нижних уровнях могут содержать совершенно различные отношения, например, Иллокутивное вынуждение + Причина (назови причину, почему), Иллокутивное вынуждение + Развитие (приведи пример), Иллокутивное вынуждение + Резюме (подытожь, подведи итог).

Резюме. Исследование дополнительных возможностей Теории Риторической Структуры позволило сделать следующие основные выводы.

Основываясь на уточнённой таксономии уровней дискурса и необходимости многоуровневого анализа сложных отношений, удалось продемонстрировать, как можно провести расширение Теории в трёх взаимосвязанных направлениях: описание сложных отношений, описание приёмов аргументации и описание отношений в диалоге.

Собственно, риторические отношения плохо приспособлены для описания конструкций аргументативного дискурса, однако, используя аппарат сложных отношений и уровней дискурса, удаётся инвентаризовать основные приёмы и с их помощью конструкции в аргументации.

Сложные аргументативные отношения, как правило, не имеют регулярного языкового выражения, кроме тех, которые употребляются чаще, например, Инферентив или Прогноз.

Следовательно, своё подтверждение находят допущения ТРС, согласно которым для объединения единиц любого объёма существует общий, единый набор структурных связей. Набор этих связей, или риторических отношений, в принципе является открытым, но частота выявления новых отношений, как уже отмечалось, необычайно мала. В анализе аргументативного дискурса я смог обойтись в основном только отношениями, данными в стандартной ТРС.

Приработе с этим видом дискурса не подтвердилось мнение (Mann & Thompson 1987: 30) о несущественности случаев неоднозначной трактовки. Оказалось необходимым и неизбежным введение сложных отношений, соответствующих конкретным способам аргументации.

Набор риторических отношений представляет собой не жёстко ограниченный список возможностей, а гибкий инструментарий, описывающий простые связи, которые в дискурсе составляют различные комбинации, описываемые сложными отношениями.

Точно так же использование сложных отношений помогает описывать отношения в диалоге: на коммуникативном уровне реплики связываются различными видами смены говорящего, однако на более нижних уровнях могут содержать совершенно различные отношения, например: Иллокутивное вынуждение + Причина (назови причину, почему), Иллокутивное вынуждение + Развитие (приведи пример), Иллокутивное вынуждение + Резюме (подытожь, подведи итог).

Литература

Балли, Шарль. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.; Л., 1955.

Баранов, А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход). Дисс. … доктора филол. наук. М., 1990.

Бейлин, Дж. Краткая история генеративной грамматики // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления. М., 2002. С. 21–22.

Гак, В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.

Ивин, А.А. Основы теории аргументации. –  М., 1997. – 352 с.

Иви, А.А., Никифоров, А.Л. Словарь по логике. М., 1997.

Касевич, В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М., 1988.

Козинцева, Н.А. Категория эвиденциальности (проблемы типологического анализа) // Вопросы языкознания. 1994. 3. С. 92–104.

Литвиненко, А.Л. Описание структуры дискурса в рамках Теории Риторической Структуры: Применение на русском материале. (http://www.dialog-2001.ru)

Парменова, Т. О взаимодействии разных видов модальности в русском предложении // Modality in Slavonic Languages. New Perspectives. München, 2005.

Плунгян, В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. М., 2003.

Разлогова, Е.Э. Модальные слова и оценка степени достоверности высказывания // Русистика сегодня. 1996. 3. С. 21-47.

Серль, Джон Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвитике. Вып. 17: Теория речевых актов. М., 1986. С. 151–194.

Сусов, А.А. Моделирование дискурса в терминах Теории риторической структуры // Вестник Воронежского государственного университета. Серия Филология, Журналистика. Вып. 2. 2006. С. 133–138.

Якобсон, Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972.  С. 95–113.

Halliday, Michael A. K. & Hasan, Rugaiya. Cohesion in English. London, 1976.

Knott, Alistai. Levels of Representation in Discourse Relations / Ed. by A. Knott, Ted Sanders, and Jon Oberlander // Cognitive Linguistics. 2001. 12/3.

Maat, H. & Degand, L. Scaling causal relations and connectives in terms of speaker involvement // Cognitive Linguistics. 12/3. 2001.

Mann, William & Thomson, Sandra A. Rhetorical Structure Theory: A Theory of Text Organization. University of Southern California, 1987.

Mann,William, Matthiessen, Christian & Thompson, Sandra A. Rhetorical Structure Theory and Text Analysis // Discourse Description. Amsterdam, 1992. P. 39–78.

Marcu, D. Discourse structures: trees or graphs? 2003.

http://www.isi.edu/~marcu/discourse/Discourse%20structures.htm)

Martin, J.R. English Texts: System and Structure. Amsterdam, 1992.

Moeschler, Jacqes. Pragmatic connectives, argumentative coherence and relevance // Argumentation. 3. 1989. P. 321–339.

Moore, Johanna D. & Pollack, Martha E. A Problem for RST: The Need for Multi-Level Discourse Analysis // Computational Linguistics. Vol. 18. Number 4. 1992.

Sanders, Ted. Semantic and pragmatic sources of coherence. On the categorization of coherence relations in context // Discourse Processes. 24. 1997. Р. 119–147

Sanders, Ted J.M., Wilbert, P.M., Spooren, Leo, Noordmann, G.M.. Toward a taxonomy of coherence relations // Discourse Processes. 15. 1992. Р. 1–35.

Sweetser, E.E. From Etymology to Pragmatics: Metaphorical and Cultural Aspects of Semantic Structure. Cambridge, 1990.

Schiffrin, Deborah. Discourse markers. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.